Перед людьми мои руки дрожат,
Но я верю в свою писанину.
Кажется, стоит пить как Чинански,
Прежде чем выходить на сцену,
Чтобы раскрывать здесь душу, как режут скотину.
И мне говорят, что бросить писать нельзя,
Я только чуть приподнимаю уголки губ.
Не хочется показаться высокомерным,
Но что такое есть творческий зуд,
Как не ощущение того, что ты остывающий труп?
И это стараются показать как дар божий?
Неужели я виноват в этом предназначении?
Мне говорили, что писать — это страшно,
Но я не верил в то, что это лишь заключение
Внутри клетки, в которую лезут за чтением.
Мне просто хотелось быть человеком,
А не куском из плоти, крови и смрада.
Но, знаешь, это самое гиблое дело,
Думать, что после всего этого манящего ада
Ты на пороге шестого этажа в девять утра будешь мне рада.
И, видимо, я действительно только образ,
Человек, что презирал маски, надевая несколько сразу,
Для девушек являясь только этапом,
Принимаю в свое тело любую заразу,
Чтобы быстрее поддаться маразму.
Знаете, мне хочется дать вам такой совет:
Если вы видите человека, что вечно раздет,
Или курит слишком часто тяжелые сигареты,
Налейте ему вина, пока не погас еще свет:
Это я перед вами, будущий безымянный поэт.