Речь теплом согрета,
Но под тою статью
Тайна чрезвычайна.
Лейкнир Берсерк. Отрывок из реальной скальдической поэзии.
Слово "скальд" (sk;ld) употреблялось в древнеисландском языке совершенно не так, как слово "поэт" употребляется в современных языках (кстати сказать, в исландском языке слово это и в грамматическом отношении своеобразно: оно среднего рода, так что скальд - это "оно", а не "он")...Не имело значения, сочинял ли он стихи обычно или сочинил их только в одном-единственном случае, были ли его стихи, по мнению его современников, хорошими или плохими. М. И. Стеблин-Каменский "Скальдическая поэзия"
Там, в земле, в краю всевластья,
Где правитель - лёд на лёд,
Я узнала чувство власти
Из скальдических высот.
Пела я, и слушал Имир
С ветхой грозной головой,
В час, когда слагались гимны
Вслед за княжеской стрелой.
Я не муж, не отрок дивный,
Отчего же я хочу
Вслед за бешеною льдиной
Вдаль стремиться, в путь? К мечу
Простирая гневно руки -
Не поднять его никак!
Я забыла песен звуки,
Я не помню, как играть
Гимны войн и пляски пира.
Я другое спеть хочу -
Как отточенной секирой
Я за князем в бой лечу.
Как, забрызганная кровью
Наших и не наших ран,
Я приникла к изголовью
Конунга, что сильно пьян
И лицо мое не в силах
Различить в потемках он.
Я хотела стать красивой.
Фрейе в жертву - сто знамен!
Принесла и жажду слова,
Но молчит богиня ласк.
Может, мне вернуться снова?
С вражьим трупом - в этот раз?
Конунг празднует победу -
Красивей был только Бальдр!
Я одна к себе поеду,
Я теперь уж снова скальд.
Не могу я видеть раны,
Хоть и петь смогу о них.
Ткань времен в заплатах рваных,
Вижу, слышу - неживых.
Вот сидит мой прадед грозный,
И прабабка - словно луч.
"Мы узнали слишком поздно,
Что ты род позоришь, суч..."
Но она же не ругалась -
Слишком знатная была.
"Мы не знаем слова "жалость",
И душа наша светла
Преывает в горнем доме.
Те, кого не помнишь, тут".
Те, кого не помню? Полно!
Помню Гудрун и Аструд.
"Запятнали" - это слово
Слышно изо всяких уст
Даже конунгам суровам
Очень часто - ну и пусть!
...Я ушла из "грозной сечи" -
Хоть гроза и не слышна -
Слышу говор человечий
И иные времена.
Под плащом, железом сжатым,
- Мне бы и его стянуть! -
Я смотрю: глаза булатом
Ранят неживую грудь.
Это пленник, что ж я плачу?
Слезы катятся - и всё.
Люди ничего не значат,
Только боги, мир, кольцо
Порождений и заклятий.
Умирать - так, значит, в путь!
"У тебя прекрасно платье".
"Ты ведь тоже - в этом суть".
"Льстить рабыням будешь, дерзкий!
Продадим - получим всё".
Он смотрел сквозь занавески
Шелка, скрыв свое лицо.
Кудри - шёлк, а что же кожа?
Не видали мы таких,
Чтобы, сильно нас тревожа,
Не касались бы самих
Наших тел и наших судеб.
"Умирай же - прямо в ад!"
(Или в Хельхейм). Давши слово,
Не бери его назад.
"Безоружного бить стыдно,
Не учили вас тому".
Тут мое сомненье стихло,
Я поверила ему.
Отпустила... даже вряд ли
Встречу где-нибудь опять.
Но я помню, как сказал он:
"Жди. Мы будем воевать.
Я приду с хорошим войском -
Что нам ваши удальцы! -
А тебя, за все геройство,
Словно лошадь, под уздцы
Проведем путем позора.
Знаем тоже вашу честь".
Я спросила: "Шутишь? Скоро?"
Он ответил: "Да. Не здесь
Мы увидимся". А где же
Доведется видеть те -
Светло-серые с каемкой
И волнистые в черте
Бледного, как луны, лика?
(Всё, что помню от него).
Он промолвил: "Есть Владыка
С книгой - больше ничего
Знать не ведано. Страницы
Пожелтели и дрожат.
Каждой букве что-то снится,
Край - как острие ножа.
Ты порежешься о книгу,
И ее ты не прочтешь.
Так, незрелая, как фига,
У моих растет ворот
Далеко, в краю родимом.
Не дано ее сорвать.
Фига вырастет спесивой.
Только к ней крадется тать.
Он сорвет ее, не мешкав
И не мысля, что моя".
"Я не фига, я подснежник,
Буду первой ждать тебя".
Он не верил, усмехнулся,
И потом, когда пошла,
Я услышала, как бьются
Водяные жернова.
Перемалывают воду,
А вода чиста, как день.
Он не знал мою природу,
Не узнает и теперь!
Лишь узорною секирой
Поцелуй меня в борьбе.
Если я желаю мира,
То нужна ли я тебе?
Илл. - John Bauer 'Princess Tuvstarr'