На грязном подносе мне принесли карбонару.
Салфетки топорщатся, приборы сияют в руках.
На стуле соседнем лежит твой последний подарок,
Завёрнутый наспех, приехавший издалека.
Мне стало неловко смотреть на него, потому что
Я сам попросил привезти мне его из страны,
В которой растут круглый год мандарины и груши.
И в день этой просьбы мы, кажется, были больны.
Друг другом, конечно. И кровь приливала к затылку,
И бегали глазки, и, в общем-то, все, как у всех.
И было волнительно, тянуще, тонко и пылко
Тебя без зонта провожать под дождем в политех.
Я знаю, подруги твои говорили, что нужно
Подумать о детях, о страхе прожить в нищете.
Мне было неловко об этом узнать, потому что
В то время мы сами напоминали детей.
Таких, как вот тот, что с мороженым на подбородке
Сидит у окошка, гримасу смешную скривив.
Я думаю, он недоволен, что метеосводки
Соврали. Чего ещё ждать от чужих перспектив?
Доев карбонару, я чашкой прижал чаевые,
Подарок оставил на стуле и после исчез.
Пускай будет ясность хотя бы в твоей перспективе.
Не может красивым быть заключительный жест.