Друзья, а кстати, о пингвинах -
благоволил к ним Карл Линней.
Но вот вам повесть подлинней
при наших закусях и винах.
Татьяна Ржевскому верна.
На прочих всех глядела строго.
Но те толпились у порога,
пьянясь любовью без вина.
О, если б знать они могли
своей башкой многоголовой,
что в их грядах взрастает новый
росток надежды из земли!
Он звался просто - Епифан.
Был из поэтов тонкокожих.
Среди повозок и прохожих
любил гулять, немного странн.
И в эту ночь, как перст, один,
застал пролётку у фонтана.
В ней к сну готовилась Татьяна,
откинув ножкой балдахин.
А Ржевский тлел в угаре карт
в одном из злачных заведений,
в делах отсутствовал Евгений,
и Епифана взял азарт.
Луна светила всё полней,
и жёлтым Танин лик светился.
Тихонько в сено рядом с ней
он на три пальца погрузился -
не лик, а Епифан младой,
пока она сопела вяло,
касаясь юной бородой
сном уплощённого овала.
Любовь, как чёртик из нигде,
души заполнила сусеки.
И дрожь теснилась в бороде,
ей щекоча виски и веки.
И длиться так могло б века,
ты понял, ушлый мой читатель,
но пробудился в парне дактиль,
вознёсся ямб до потолка.
Не в силах боле снесть хорей,
и подпираем Музой очень,
бежал писать скорей-скорей
поэт в мансарду, озабочен.
Поручик утром к ней пришёл,
его рука играть устала.
Татьяна сквозь волосьев шёлк
и улыбалась, и зевала.
- Мне снилось, будто ты иной.
И я в ином кафтане - алом.
Ты любовался спящей мной
и отошёл затем за малым. -
шептала сонная она.
В его ж мозгу цвела рулетка.
И провалившись в толщу сна,
он захрапел.
Отборно.
Редко.