***

Она была обижена на отца. Рассержена и расстроена.
Он бросил её, ушел от них, и жизнь не так построена.

Она так хотела с папой за руку по старой аллее,
Чтобы от гордости её щеки алели.
Так надеялась, что однажды щелкнет замок,
И он зайдет в квартиру, преступит порог.

Но он не пришел, и мама сказала, что он придурок
И что однажды лишь взял ее в парк кормить уток.
Так понемногу научилась верить,
Маминой меркой события мерить.

И ненависть красной волной затмила разум.
И мысли черные не одна за другой. А все скопом, все разом.
Уж как жила. Как пыталась держаться,
Знает лишь дневник и чернила на пальцах.

И выросла сильной и смелой,
Но ненависть не унять.
Скрывала яму в душе умело
И продолжала тихо внутри сгорать.

Однажды, когда все в жизни встало на место,
С их родины странным путем пришло известие.
Что пять дней назад умер отец.
И вот оно, все завершилось, the end, конец.

Сорвалась с места, ехала, мчалась,
Словно хотела вернуться в начало.

Вот его комнатка в коммуналке,
Вот вечно пьяная соседка-хамка,
Старый диван, пара брюк, кроссовки, рубашка
И на столе альбом с листами и промокашками.

Лежит, как в день смерти — на старой скатерти.
И лица... Лица её и матери.
Затерты, засмотрены, рукой заглажены,
Для отца они были самыми важными.

И ничего не вернуть, и время упущено,
Стрела из прошло в сердце пущена.
К черту ненависть. Гордыня распята.
Она же не знала, она позвонила бы. Папа...

Наталья Рысева/Юрай