Посвящается руководительнице
Сербского обшества хайку
Давно прошёл палеозой...
Ты отцвела, найдя другого...
Прощай, не встреченная мной!
Знай, дальше было всё фигово:
Пока вожжался я с душой
и охмурял хазарку злую,
впрямь становился сам не свой,
наощущавшись, что ликую.
Ан, вдруг поймал походки ритм,
реинкарнированный запах,
и взгляд, и матовость ланит,
и тяжесть в волосатых лапах.
То ль звук речей под Тульчиным?..
Рука ль арабки из Тулькарма?..
Дитё полей японских?.. Дым
индо-китайского плацдарма.
У этой кожа, голос в сей,
а в той забойное горенье...
Ах, чудо, девочка-еврей!
А вот и немочки успенье.
Висит неузнанный портрет,
она—аорты замиранье...
Такой сигнал, что м о́ ч и нет!
Неотвратимо расставанье.
Всё в разных странах, временах,
стесалась вновь табула раса—
вот здесь страдал, а там я чах
по ней—высокого карасса.
Проглянут глазки в щель. Никаб.
У шведки простота и ясность.
Отверзогромность негробаб
и перуаночки опасность.
Все разлетелись. Всё прошло,
продиффундировало в свалках...
Дурынды платье, как стекло,
и с к р о́ ш и т с я в бомбометалках.
От них погибнут и цветы,
и лёгкость девушек Парижа...
Атомизирована ты,
румяная, на горных лыжах.
На пир, на Каннский фестиваль,
мои гляделки-папарацци!..
В Монако, в Грассе я как шваль,
пора в Тулум мне подаваться.
В Австрал! Богиня! Кутерьма!..
Мне в Рио срочно ехать надо.
Порт Монреаль... Кубинок тьма...
Картинки в тёплом зале Прадо...
Но там не смотрят на меня—
харизмы нет и я невзрачен...
Но есть родная жидовня—
пусть ею буду околпачен.
Устал от мiра и себя,
от революций, от восстаний...
По-над Турином, всё дробя,
идёт она—предел мечтаний...
2008