обшарпанной ревностью
бьётся посуда,
как бьются скорлупы девственности.
и из ниоткуда
в любую минуту
уходит момент неизвестности.
горят фонарями цветущие лица
иссохших умом пешеходов.
уходят,
пролистывая страницы
чужих городов,
и люди, и годы.
и старые мысли мне только снятся,
как в детстве, играя в салочки.
на улице воробьями теснятся
ужившиеся на лавочке.
газетные пальцы, сухие, скрюченные
впиваются жалко в иконы:
плодятся, плодятся нещадно сучьи
в коробках своих окон.
слепые, бессовестные уроды
с повадками четвероногого.
толпа безнравственности беспородной,
слюнявит земного Бога.
вернее 64-битного божонка,
не уступающего ни на йоту,
как детская доверчивость ребёнка
верит всезнающему идиоту.
раскрытыми пастями ненавидяще,
скривлённые злобной напастью.
вам даже не скажут ясновидящие,
какое вам нужно счастье.
и вам уже не помогут свечи,
и врачи ваши истрёпанные языки
не смогут зашить.
чтобы научиться говорить по-человечьи,
сначала научитесь по-человечьи
жить.