В январе той весной эта осень умна ли, горда ли
Я хочу разбежаться и прыгнуть в скрещенье рапир –
Пусть меня разорвёт, вознесёт, раззадорит, раздавит,
Но растопит мелодию, жгущую мой микромир...
(... и затопит, как морем, раскрасит, укроет цветами,
где беда никогда не нарушит священный покой...)...
Но тогда же выпадет мне карта –
Дама? Туз? Не разглядеть лица.
И я заблужусь в начале марта,
В этой философии конца.
Да, всё так. Но нет, не упрекайте в этом,
Я и сам не верю в то, что я устал.
Я окрашу ваши сны небесным цветом,
Разбивая четкие глаза зеркал;
Нет, не услышишь от меня угрозы,
Но сразу шпоры в бок своим коням,
Лишь вспомнишь - на окне завяли розы
И вспомнишь в холодильнике коньяк;
Но пей вино - комическое пойло –
О скупость, не загладить стиль вины.
Я оплачу космические войны
И даже не потребую войны.
Вспомню ставен скрип, казак лихой и пьянка,
Твой алмазный нож разрезал апельсин.
И всю ночь я пил и пел, что жизнь - гулянка
Под гитару, бубен, скрипку, клавесин.
Память. Жребий. Выстрел. Я с друзьями
Верили в удары сапога.
Вместе шли мы разными путями.
Да, мой друг был в образе врага.
Тихо щёлкнул перстень – яд в бокале –
Это незаконченный роман...
Я в буфете на чужом вокзале
Яд кефира выливал в стакан
И слезу свеча тогда роняла
На раскрыто-чистую ладонь,
Ты глаза свои мне разъясняла,
Возбужденно глядя на огонь...
И всю ночь учил я шлюх молиться,
Закрывая пояс простынёй,
Им так захотелось превратиться
В бабочек и улететь со мной.
Можете меня и не просить об этом –
Можете поверить в то, что я устал.
Снится мне, что мне не быть поэтом,
Снится пьянка, карты и вокзал.