В Баварии пивной и пропечённой
июльским зноем, словно каравай,
всю ночь, из духоты сырой и чёрной,
в окно глядит бессонница-сова.
И сквозь неё созвездия Европы,
мерцая, как полубессонный бред,
плывут в рассвет по незнакомым тропам
чужих небес, как плыли сотни лет.
Лягушки на баварском диалекте
в невидимом пруду ведут подсчёт
космическим светилам – вносят лепту
в порядок знаменитый. И ещё,
до самого утра, впотьмах, на лоне,
под окнами вздыхают о своём,
и сдержанно покашливают кони.
А с неба, на ночной аэродром,
с гудением ползёт к Нюрнбергу искра –
«Люфтганзы» одинокий светлячок.
И время, воском вязким и небыстрым,
по ночи жаркой призрачно течёт.
Но лишь восток зарёй позолотится,
вернутся сны в остывший интерьер.
А вдалеке, над красной черепицей,
Взойдёт предвестник солнца – монгольфьер.