Когда что-то внутри рождается,
оно покрывается сначала растратой,
потом болью, потом превращается в одержимость,
в пустоту и, наконец, в счастье быть.
Но до этого быть так много утрат и пустот,
что перед самым счастьем, ты вдруг решаешь, что ты не тот.
Не тот, кто достоин счастья видимо и хочется выйти вон прямо в окно,
и тебя удерживает здесь какое-то совсем небольшое но:
но подождать ещё чуть чуть, но есть кто-то рядом и в этом суть,
но тебе страшно или смешно и ещё много-много но.
И ты не делаешь шаг вперед или назад,
а застываешь: вот прямо здесь, вот прямо так.
Замирает дыхание, взгляд, поток. Ты скован клеткой: пол, потолок,
часы скворцуют и мнется свет. Всё существует, а может нет.
Когда проходит время и пробуждаешься в легком одиночестве,
ты потягиваешься и понимаешь, что чего-то хочется.
Обнимаешь себя, словно медведь большими лапами,
а потом улыбаешься и слышишь: в кране капает вода.
Это как ток или разряд: ты снова тот, ты снова рад.
Ты делаешь шаг, ты делаешь вдох, слово поддых
и слово в лоб, ты напряжен, ты как юла
и, уф, всё спало волна прошла.
Ты оглядываешься очень тихо, почти не шевелясь,
двигаешься по комнате, боясь упасть.
И всё кажется новым и даже молодым.
Вот ты, а вот окно, в окошке дым,
зима сторожит фонари,
а вечер еле ноги волочит.
Давай с тобой поговорим, а лучше помолчим.
И про растраты, пустоту,
про то и тот.
Я глажу время, а оно домашний кот.
Вот растянулось и клубком из детств года.
Да не о том я говорю, не о тогда.
Сейчас рождается, болит-болит.
И снова выстрел, пустота на веточке сидит
и клювом чешет и щебечет...
Ты обними меня родная,
чтоб тепло,
чтоб счастье мне на плечи
из этой пустоты
легло.