В угодьях отвоёванных оставили наместников
И понеслись в обратный путь пустынею бескрайнею
Три тысячи отборных, с вестью радостной, наездников,
Да повстречались вскорости с напастью грозной, странною
(Проклятьем, знать, захватчиков снабдили покорённые):
Как спелые плоды, хрипя, на землю кони падали;
Их седоки пешком тогда тащились, изнурённые,
И в раскалённом воздухе сгущался запах падали.
Верблюды вбок с поклажею валились, как подкошены;
Люд брал, кто сколько унесёт, и двигался сквозь марево
Дневное; обступали месяц ночью звёзд горошины,
А после заполняло горизонт рассвета зарево.
Уж половины из числа их не осталось, трети ли
К похода середине; в полусне брели и бредили;
Ни каравана, ни жилья среди песков не встретили,
А ветры знойные ещЁ цепь путников проредили.
Пока хватало масла, трупы жгли как дань приличиям -
Огонь взвивался по тряпью, начавшись жёлтой завязью...
"Кто следующий?!" - думали со страхом; с безразличием -
Потом; с надеждой тайною - в конце, и с чёрной завистью -
Когда мертвец, как куль с зерном, спелёнатый рогожею,
Мог отдохнуть от боли, жажды, голода, усталости,
А выжившие, тщетно призывая милость Божию,
Ползли, не ощущая ни к себе, ни к прочим жалости...
Добрался до столицы - в язвах, без коня - единственный:
Худой, как плётка, был, седой, навеки стал молчальником.
Спасения причиной жизнелюбья дар таинственный
Правитель счёл - и сделался гонец военачальником.