Смешно мне слышать арфы среди стоков,
И всё же шёпот струн преследует меня.
Венеция, хрущёвкой ставшая покорно,
В которой шаг монархов помнит тротуар,
Тебя приветствую строкою безнадзорной,
Что ты с зарёю позабудешь, как кошмар.
Ведь избалована была всегда ты этим вздором -
Так много на тебя исписано чернил,
Что на меня теперь, пиита , как на тать - на вора
Глядишь, да поедаешь, словно шницель, ил.
Тот ил, который больше вдохновляет,
Чем важность стана государства моего,
Что на любое наше начинанье
Вопит как мрака стая: «Nevermore!»
Вопит и много осознавший доходяга снова,
Убитый льдиной с козырька и вдохновеньем,
Что одинаково смертельны серою зимою.
А ты, Венеция, твердишь, что рада избавленью.
Но никогда поэтов порождать не прекратишь,
Глаза которых цвета двух десятков линий.
Ты прячешь лик в сей миг, да слёз не утаишь:
В твоём краю, Венеция, поэт не лишний.
Хотя и он тебя ругать, о град, не перестанет,
Покуда существует свет, и существует тьма,
Но оттого поэт не оставляет твои раны,
Что хочется своей строкою их перевязать.
Слышна знакомая мне арфа снова -
То распевается во цвете сил Нева.