Когда чуть больше недели назад муж перед обедом внезапно объявил, что он вот прямо сейчас срочно едет за(ну, совершенно необходимыми!!!) то ли винтиками, то ли болтиками, мне эта идея сразу почему-то не понравилась.
Сейчас объясню, что имею в виду. В 90-е нам часто приходилось мотаться на машине по делам бизнеса в Москву. И получилось так, что несколько раз, уже встав чуть свет и собравшись, мы откладывали поездку, потому что все мои чувства оглушительно вопили:
– НЕЛЬЗЯ!!! –
Не знаю что это было, и с каким-таким ужасом нам удавалось разминуться, но единственный раз, когда я не смогла переубедить мужа отложить поездку с собаками на курсинг (бег за механическим зайцем), это закончилось гибелью любимого борзюши Задора.
Впрочем, что-то я отвлеклась…
Так вот, подумав и заглянув в себя, решила, что ничего совсем страшного не должно случиться, и не стала настаивать на том, чтобы отложить поездку на завтра. Накормила и отпустила:
– Надо, значит надо. У мальчишек любого возраста – свои игрушки. –
Не знаю в какой уж несчастливой точке земного шара, а точнее, в каком супермаркете пересеклись пути моего мужа и вышедшего в народ вирусоносца, но мирное утро следующего дня началось с оглушительного звука. Муж чихал. Нет, он не просто чихал, а ЧИХАЛ!!!!
О, это надо было видеть! Насторожились и вскочили собаки. Я вздрогнула от неожиданности, и перед глазами вдруг почему-то встало яркое видение заклеенных бумажными лентами стёкол. Кошка, расслабленно дремлющая на диване, на миг замерла с глазами, необъяснимо увеличившимися раза эдак в два… вдруг свечкой взвилась вверх, и смачно рухнула упитанным тельцем на пол. С громким топотом она промчалась по коридору, и, не снижая скорости, с пробуксовкой попыталась свернуть в приоткрытую дверь кабинета. Бедная необразованная Аська! Она не знала законов физики, и, конечно же, не вписалась в поворот. Её занесло, и, словно ядро из пушки, задев по касательной эту самую дверь, с хриплым – Мя-а-в! – прозвучавшим подозрительно похоже на высказывание на великом и могучем, моя нежная кроткая кошка надолго скрылась в укромном уголке под диваном.Страдать в одиночестве о несовершенстве мира и рода людского...
А дальше – картина маслом (я думаю, женщины меня поймут): поверженный болезнью умирающий герой, словно выброшенная на берег медуза, растекается по дивану, и лишь слабым голосом отвечает, что:
– Да, пить…. Да, лучше морс… Нет, есть не буду… А впрочем… Хорошо, давай померяем температуру… Таблетку?.. Ладно… Запить… Где? Ах этим… Не заметил… Телевизор? Нет, не мешает...
Только мужчины умеют так самозабвенно болеть!
Насморк – несчастье. Запершило горло – трагедия (естественно греческая, а роль хора исполняет семья). А уж если температура достигнет "критической" отметки 37,5, то это конец всему… Катастрофа вселенского масштаба!!!!
Вечером мой благородный мужчина изъявил желание почивать в проходной комнате:
– А то заражу тебя! –
Немного удивил выбор именно вот этого дивана.
Хотя, что это я! Там же большой телевизор…
Через пару дней, ночью накрыло уже меня. Вставать, мерить температуру и искать лекарства не было ни сил… ни желания… ни возможности. Утром, с трудом выпутавшись из душных объятий полусна-полубреда, разваливаясь на ходу, по стеночке еле добрела в заветную комнатку уединения… Ту самую, где все представители цивилизованного человечества размышляют о судьбах мира.
Самочувствие – из серии "всё болит, ничего не помогает"…
А у меня на руках болящий муж, заболевшая дочь, неприготовленный обед, напоминание о приёме лекарств, и так далее по списку…
Значит что?.. Значит берём себя в руки и… "Врагам не сдаётся наш гордый Варяг"!
Болезнь дня три посмотрела на это безобразие и наддала жарку` ещё… Типа: – Да кто ты такая, чтоб со мной тягаться.–
Силы, сделав на прощание ручкой, тут же покинули меня, а организм, обнаружив, что остался без резервов на передовой в одиночестве, устроил забастовку (ну, сколько можно, в конце-то концов?..) и резко выбросил белый флаг. Предатель…
Но, самое удивительное, что муж, слегка оклемавшись и заметив моё "состояние нестояния", вдруг резко пошёл на поправку. Вероятно сознание, подстёгнутое непривычным зрелищем лежащей жены, запаниковало (мы её теряем!) и решило, что надо срочно спасать спутницу жизни. Организм поднапрягся, изыскал внутренние резервы и открыл второе дыхание.
И вот мои чуды из породы «красноносые кашляющие», периодически робко заглядывают в спальню:
– Ну, как ты? Тебе что-нибудь надо? Может поесть? –
Ох, да ничего мне не нужно! Если только яду… Что может быть надо, если столбик термометра бодро перевалил за 39, и не собирается останавливаться на достигнутом, в голове поселился бешеный дятел и голова – не голова, а гудящий Царь-колокол, да и саму меня, такое впечатление, что вволю пожевали и выплюнули…
– Добейте, чтобы не мучилась! –
Но сдерживаюсь, стараясь не напугать ещё больше моих трепетных домочадцев, и успокаивающе хриплю:
– Нет, иди, отдыхай… если что – позову… –
Уже, чисто на рефлексах, я слабо трепыхалась в сторону кухни (Мужа надо кормить! Мужики не должны оставаться голодными ни при каких обстоятельствах!), а семья, прямо скажу, не без удовольствия (представится ли ещё случай, когда я окажусь в их заботливой власти) на корню сурово рубила мои благие порывы.
И вот лежу, а в минуту просветления вдруг так ясно-ясно вспоминаю, как заболела в детстве…
Жили мы тогда где-то на Западной Украине, точнее не помню, слишком много сменилось гарнизонов, где служил папа.
Мне шестой год, подруга Наташка чуть постарше. Погода прекрасная! Лёгкий морозец, сугробы, сосульки… Идея витала в воздухе… Я думаю вы догадались, да? Карие и зелёные глаза обменялись взглядами, и мы, плечо в плечо, молча шагнули к водосточной трубе…
Боже, какие хрусткие и вкусные были эти прозрачные сосульки! Да я никогда в жизни мороженое не ела с таким наслаждением! А как переливались солнечные лучи в их гранях… А как растекались по языку оглушительно холодные капли от ледышек…
На следующее утро попытки мамы разбудить заспавшееся дитя с треском провалились. Дитя судорожно вцепилось в одеяло и, мелко постукивая зубами, просипело, что замёрзло. Мамина рука тут же подтвердила наличие температуры.
– Опять снег ела… –
Белобрысая голова отрицательно помоталась по подушке и скрылась от заслуженного возмездия под одеялом. Уже оттуда, из безопасности, после нескольких жалобных вздохов и сопения послышалось покаянное:
– Снег не ела… Сосульки… –
И понеслось… Сквозь душные волны бреда я чувствовала прохладную руку мамы, и отчаянно тянулась к ней, словно к спасению:
– Не уходи… –
Очнулась я, кажется, ближе к концу следующего дня. Ещё не стемнело, но в углах потихоньку начали скапливаться тени.
Да и сама комната выглядела как-то не так… В недостижимой вышине потолка потерялся странно маленький розовый абажур… Где-то на горизонте, на парусах уплывающего в вечернюю синеву корабля-окна, в последних лучах солнца чуть поблёскивают золотые бомбошки штор… С другой стороны на краю земли светится тонкая щель приоткрытой двери…
Я лежала и таращилась на все эти чудеса. А голова звенела, словно лёгкий воздушный шарик… И посреди огромной комнаты – я…Такая ма-а-аленькая-маленькая… невесомая, словно лёгкое пёрышко…
Попробуйте представить себя крохотной горошинкой. И лежит эта непонятная горошинка посредине огромного тихого стадиона… Вот как-то так я себя и чувствовала. Совсем не страшно, и очень интересно.
В детстве, несмотря на отсутствие несказанно радующих сердца взрослых румяных щечек и перетяжечек на ручках-ножках, свойственной многим детишкам, я была достаточно болезнеустойчива и хворала редко. Мама-медик, зацикленная на чистоте, режиме и строгом соблюдении множества скучных правил – это вам не просто так! Но, если уж болела, то по полной программе – с дикой температурой и жарким бредом. Зато дня через два-три удержать ребёнка в постели становилось задачей неодолимой сложности. Этот раз не был исключением. Температура спАла, значит долой постельный режим!
Чтобы удержать в постели пошёл в ход шантаж:
– Если будешь смирно лежать и поешь, то почитаю –
И всё. Полная капитуляция. Согласна на всё. Даже на горячее молоко с маслом и мёдом. Бееее…Гадость!
А мама уже подсовывает мне на вышитую салфетку, расстеленную на коленях, любимую тарелочку с золотой каёмкой и сквозным ажурным узором по краям, увитым нежными цветочными гирляндами… Изображение старинного замка в зелени лугов в центре тарелочки закрыто сейчас горкой картошки… поджаристой, золотистой, тонко нарезанной ровной соломкой, как умеет только мама. И сегодня можно брать эти картофельные палочки не вилкой, а прямо рукой. Надкусываешь хрустящую корочку, под которой дышит паром нежная мякоть… и даже глаза прижмуриваешь от удовольствия...
Вкуснота-а-а… Никогда и ничего за всю жизнь не было вкуснее этой картошки из детства…
Но вот, всё доедено, с гримасами и попытками выдать его назад, допито ненавистное молоко, руки и мордаха вытерты влажным полотенчиком и…
Не думаю, что мама редко нам читала, но почему-то навсегда врезался в память именно тот раз. «Три толстяка» Олеши. Я была готова слушать эту книгу сколько угодно!
Уютный свет настольной лампы, чуть притенённой салфеткой… Тихий голос мамы… Где-то за стеной еле слышный разговор папы и брата… Рука мамы, нежно отводящая тонкую потную прядь с моего лица… Её губы, невесомо трогающие лоб... И сладкая дрёма, окутывающая туманом…
Мама, как же не хватает мне сейчас твоей любви… твоей прохладной руки, приносящей покой и исцеление телу и душе…
23.01.17.