Ни воя,
ни света, ни зги.
Упал покоренный,
Покореженный, изможденный
Вниз гибнуть
Курчавый апрель.
Постель окровавили,
Лишили покоя и сна.
Не весна теперь моих дум -
То ли осень, то ль зима
В доме труп покаяний оставили.
Истома труб,
жар огня ли
Выразит ужас, скопившийся,
как в чулане худые игрушки?
Печный пепел ли,
Мрачный очаг
Внемлет крику, от крика охрипшему?
Грохот - хохот
Мой дьявольский враг
Заряжает смертельной улыбкой
Пушки. Дождь разгневанных рыб шел.
Шелками им устланы улицы.
Рыбы навзрыд танцевать не могут.
А наши - могут. И могут курицы.
Звери на пир разбирают мясо:
Мясо звереет, строит гримасы:
Страшно быть мясом,
Уж лучше костями -
Испыляться пенной волны зубами.
Шумно. На площади все собрались.
Отчаяние, вера,
Злоба, страх,
Счастье.
Счастье сдавили подошвами ног.
Не унялись.
Шумно! Трубят голоса. Не унять их не мог.
Крикнул: "Брысь!
Опрокину, сдавлю,
Обвалю ваши храмы и рынки!"
Хохот, хула, осуждение, брань.
Довольно! Дальше я сам.
Вдруг -
Ни свет, ни прозренье.
И не Бог на тюремной стене.
Не проснулся, не очнулся,
Не сомнение поборол, нет.
Миг. Холодок.
Все, что было во мне
Открыл
ружейный курок.