Загадочный лес

Эдуард Ларионов
                ЗАГАДОЧНЫЙ ЛЕС.

Кто попадал когда – то под бомбёжку,
Он точно знает, не забудет никогда,
Как взрывы бомб легко уничтожают
Людей, дома, машины, города.

И мы, едва услышав звук сирены,
Спешили укрываться в блиндажи,
Мы думали, у них надёжны стены,
Такие защитить от бомб должны.

Хотя, другие люди говорили,
Что если бомба точно попадёт,
То никакие сверху три, наката,
 Наверняка, нам жизни не спасёт.

Но нам всем оставалось только верить,
Что нас минует злая участь та,
И, правда, до сих пор спасались:
В блиндаж не попадала ни одна.

Но сколько можно тяжко так мотаться?
В блиндаж, потом отбой, обратно в дом,
А в блиндаже ведь вечно жить не будешь,
Там стоя помещаешься с трудом.

Будь проклята такая невезуха,
Из города нам снова уходить,
Ежу понятно, просто невозможно
Ночами под такой бомбёжкой жить.

Хоть в город мы недавно возвратились,
Пришлось его, грустя, покинуть вновь,
На сей раз недалёко в тихий хутор,
В него перебираться нам пришлось.

Так хутор – это вовсе не деревня,
Всего стояло, может, хаток шесть,
Спиной стояли, помню, к краю леса,
А окнами  глядели прямо в степь.

Тут рядом с рыбой речка – невеличка,
На берегу ракиты, тополя,
И если б близко не было фашистов,
То это, в общем, райская земля.

А лес был полон всяческих загадок,
Ходил в него я раз, другой,
Но только сунусь в чащу от опушки,
Наперерез с винтовкой часовой.

Стоит с ружьём и дальше не пускает:
«Чеши отсель, пацан, покуда цел,
А то, дождёшься, малый, ненароком,
Возьму тебя винтовкой на прицел».

А что в лесу? Козляка и маслята,
Ну, мухомор увидишь – не берёшь,
И что там караулить  - не понятно,
Но против часового не попрёшь.

Так что же, не пускают, ну и ладно,
На речке, на лугу найду дела,
Раз не пускают, значит так и надо,
Ведь близко фронт, а там идёт война.

На хуторе я с бабушкой остался,
А в городе работает дедок,
Он только в выходной к нам выбирался,
В другие дни нас навестить не мог.

Но я отвлёкся, мы вернёмся к лесу.
Там было почти тихо только днём,
А ночью беспрерывное движенье,
Что за движенье, сами не поймём.

И если мы вопрос и задавали,
То только так, из любопытства, вскользь,
Но фрицы что – то, видимо узнали,
А, может,  просто им гадать пришлось.


Ведь на дворе в ту пору было лето
Июля сорок третьего, тогда
Фашисты не летали очень нагло,
Как раньше, в предыдущие года.

Теперь они летали больше ночью,
А если днём летят, то им капут,
Сейчас же в воздух поднимались «ЯКИ»,
Те быстро их к порядку  призовут.

А как узнать им, что в лесу творится?
Ведь не напрасным был их интерес!
Разведку не пошлёшь, не доберётся,
Загадка это просто, а не лес.

И вот они додумались, и ночью,
Над лесом и над нашим хуторком,
Навешали гирляндами ракеты
И осветили всё, как будто днём.

И с высоты невидимы спускаясь,
Их самолёты яростно ревя,
Хатёнок хилых крыш чуть не касаясь,
Как смерть, летели будто на меня.

Какой был ужас! От такого страха
Я под хозяйское корыто влез,
И там дрожал, как на ветру листочек,
Которыми был полон этот лес.

А как спасаться хилому мальчишке,
Когда от страха леденеет кровь?
Тогда и взрослые теряют разум,
Кому такое пережить пришлось.

Но тут ракеты – фонари погасли,
Не вечен их светящийся запас,
И самолёты небо покидали,
Не сбросив ни единой бомбы в нас.



А что же лес ночной? Он снова ожил,
И жизнь пошла обычной чередой,
Как будто он на время притаился,
Когда нарушен был его покой.

А в том лесу, как мы потом узнали,
Большая сила спрятана была,
Там танки наши до поры скрывались,
Чтобы потом уничтожать врага.

И после этой очень страшной ночи,
Не видел я врагов над головой,
Всё кончилось в июле сорок третьем,
Мы были рядом с Курскою дугой.