Горит очаг,
и зал гостями полон,
свечами всё освещено,
Колонны устремились вверх,
Туда, где не проходит свет,
Где воцарилась темнота,
За всеми наблюдаю я,
Играет музыка,
Волынки звук и барабанов стук,
танцоры, паяцы - шутники, певцы,
был фокусник один,
руками правил чудеса,
Но мне пришёлся он по вкусу,
И с ним уже простился мир.
Арфист укромно притаился под колонною внизу,
Его-то выступления я жду,
арфист мой друг из древности веков,
играет на струнАх и излекает звуки,
и музыка его в сон клонит всех в округе.
И тут вступаю я - король на троне из костей,
я так люблю своих гостей.
Ведь мало кто уходит от меня,
А если и уходит, то лишь бежит сходя с ума.
Шумит застолье, гости сыты,
и пьют вино, что им разлито,
И внемлят музыке игривой.
Но вот встаёт арфист,
Он златовлас и голосист,
Выходит в центр зала,
И песни льются с его струн,
и голос растекается по залу,
Расправив крылья, я жду в преднебье,
Я жду, трапезничать я буду,
Я ненасытен.
Мой голод сильный утолить
лишь может человеческая плоть,
И я готов.
Лишь жду накинутых оков морфея.
С ухмылкой думая,
Как хорошо, что я не фея,
И нет пыльцы на крыльях.
От предвкушенья млею.
Арфист доигрывает лад,
И вот все спят,
И тут вступаю я,
Звериным криком разорвав
тьмы полотно,
Слетаю вниз,
Для всех тут всё уж решено.
Иду спокойно меж столов,
Средь спящих и опущенных голов,
Сейчас я выберу с кого начать,
И кем закончить на десерт,
Я ем сердца и только их.
Довно ли стал я сердцеед?
лет сто уж минуло назад,
Подумал я.
упал мой взгляд на юное дитя.
Прекрасная особа спала,
Чудесным носиком сопя.
С неё-то и начну,
Её сердечко непорочно,
Нежно и очень сочно.
Она красива, влюблена.
И держит за руку рядом храпящего мужчину,
Пожалуй, мне бы он сошёл за сына.
Взяв на руки девицу,
Несу её на стол пред троном, чтоб насладиться,
Кладу, и коготь оголив,
Я режу платье вниз от декольте,
Где грудь скрывается за тканью,
Корсет уж не несёт нагрузки,
Лицо у девы покраснело
и приоткрылися глаза,
Как странно, я ведь ни разу не смотрел в глаза
Всем тем чьи я поедал сердца,
А тут вдруг взглянул,
Остановился в изумленье,
Они прекрасны, как два бездонных океана,
Сияют глубиной,
И оторвать не можно взгляда,
Арфист подходит, вопрошает,
Что со мной,
А я оторопев от прелести сей нежной,
Не в силах боле продолжать.
Удары тысячи сердец всё больше отдаются у меня внутри,
Всех тех кого я загубил,
Они поют...
Но почему?
Был голоден, но голод вдруг пропал,
Быть может это то, что я веками на пролёт искал,
И голод заглушал не тем, не так.
Я вспомнил это чувство, давно забытое,
Сокрытое во мне, оно жгло кожу изнутри.
Арфист сказал, смотри, сгоришь,
тебе нельзя любить.
Иль будет договор наш прекращён.
За что ты душу продавал,
Чтоб вечно жить,
Но лишь любовь способна путь твой прекратить,
Ты помнишь ведь условие одно,
Как только любовью чистой будешь полон,
То договор расторгнут.
Увы мой старый друг, арфист,
Ты прав,
И в следующий момент я вырвал сердце у него,
Следящего за мной от Люцифера,
Оно черно, рассыпалось в руках, как прогоревший уголь,
а он осел, уставившись безмолвным взглядом на меня.
Я обратился к деве,
Проснись красавица,
я полюбил тебя,
И в тот же миг я пеплом стал.
Исчезнув навсегда.
Прощён перед собой за все насилия года.
Я вечной жизни возжелал,
И голод вечный утолить не мог,
И смерть других для жизни - страшный рок.
Нести его мне дальше уж не впрок,
Коль нежности любви придался.
Прекрасные глаза,
Я с вами пеплом попрощался.