Часть 2 Николь из цикла Одинокий пастух

Маус Хантер
Николь
Капающее сердце. И днями боль, и ночью боль.
Николь был третьим ребенком в семье матери филолога и отца архитектора. Два брата были настолько старше ее, что она даже совсем не помнила их в своем безоблачном детстве. Но она совсем не была избалована родителями. Ее воспитывали в довольно жестких рамках. Так что получив, не ту специальность, которую она желала, она вышла работать в офис отца без всяких пререканий.
Бог не лишил ее красоты, поэтому и поклонников было огромное количество. Но никому она не отдавала свое сердце, которое с каждым поклонником становилось еще жестче. И надо же было ей в одном из вечеров столкнуть со своей бывшей одноклассницей Викторией Реймонд, и вспомнить их давнее приятное общение. Она с радостью узнала, что Виктория уже замужем и с гордостью носит фамилию мужа Портман, начинающего писателя. Но вся ее радость испарилась, когда побывав у них дома, она увидела Энрике. Живого и счастливого, обнимающего жену в холле. С ироничным поклоном знакомящийся с Николь, которая взглянув в его зеленые глаза потеряла голову, навсегда и окончательно. Никогда еще ее сердце не желало биться так сильно, с чувством непонятного страха. Пожав его руку, она не могла выпустить ее еще долго. Так что между ними возникла неловкая пауза, которая длилась очень долго, после чего Николь перестала нормально есть, нормально спать, работать. Она только и думала о Энрике, хотя пыталась запретить себе, понимая, что он женат, он счастлив, что он чужой. Они практически друг друга не знают. Но чем больше она боролась с огнем внутри, тем больше он разгорался. Попадая в его окружение, ей казалось, что даже стены за ней наблюдают. А ей просто хотелось отвести со лба Энрике прядь, которая вечно не послушно ложилась. Когда нервы дошли до предела, Николь решила разорвать любые отношения с семейством Портман, уехать и больше не видеть. Помешала трагедия, суицид Виктории.
Николь не помнила, как добралась до дома Энрике. При виде его отсутствующего взгляда, ее сердце разбилось на сотни мелких кусочков. И она не хотела кривить душой: она не жалела Викторию, она с ума сходила от желания не жить Энрике. Сколько ночей она провела рядом у его кровати, борясь с его жаром, с его внутренними слезами, постоянно молясь, чтобы ничего не случилось, когда она уходила на работу. Ее родители потеряли счастливые дни, что их дочь, у ног, которой было столько потенциальных мужей, сама ползает у ног мужчины, который ее даже не замечает.
После открытой болезни, Энрике стал уходить в себя, пить. Единственный толчок к изменениям стало то, что он снова стал писать, закрываясь один, спустя год кончины. Николь не желала слышать голос разума и оставить его на произвол судьбы, она четко решила, что разделит ее, независимо от ее успешности. В очередной замкнутый вечер она не выдержала, и разразилась тирадой злых слов, не желая их, но в душе горело настолько, что уже не было сил терпеть.
- Энрике,  - он даже не захотел поднимать голову. Тогда она выхватила его записи, и отбросила их в сторону, - Ты не умер! Или ты хочешь превратиться в тлен раньше, чем твоя покойная жена, - голос стал переходить в истеричный фальцет.
Часть своих размышлений Энрике также не смог удержать, глаза его наполнились гневной ненавистью.
- Что тебе нужно! Зачем ты рядом, почему не дала умереть, когда можно было уйти вовремя и тихо, без шума.
Николь закрыла руками лицо, чтобы он не видел ее боль, которая разъедала всё внутри, как ржа железо.
- Что ты знаешь о боли Ты.. – Энрике не находил подходящего слова. Он с силой схватил ее за руки, оторвав их от лица. Грязные потоки туши покрывали ее щеки.
Что – то сломалось. Напряжение и ярость вылились наружу. Сломалось противо устойчивость Энрике. Он даже не мог вспомнить, как прошла эта ночь. Лишь утром, он проснулся от того, что Николь его обнимает, при чем в ее спящем лице было столько чувства собственности, что Энрике стало страшно, что он наделал с будущим Николь, и прошлым Виктории.
В наказании этого, он сделал столовым ножом напоминание на всю свою опустевшую жизнь. Истошным крик Николь в ванной от крови до сих пор стоит в его  ушах.
***************
В коридорах больницы пахло едко и неприятно. Энрике присел в ожидании на скамью, уткнувшись в ладони. Его тошнило от запаха, от создавшейся ситуации, когда хотелось, чтобы все несчастья происходило не с ним. А с другим. И пусть эти размышления были жестоки, но он не мог с собой ничего поделать. Согнувшись, как старик, он практически никого и ничего не замечал, как Николь могла так поступить с собой. Из тягостных дум, вывел бодрый женский голос
- Должно быть, Вы мистер Портман? – молодая женщина улыбнулась ему, протянув пухлую руку, - Я доктор Смит. Извините, что мы Вас потревожили, но в телефонной книге мы нашли только ваш номер, на который ответили, - она попыталась изобразить на лице извинение, но Энрике ощутил еще больше ответственность.
- Вы правильно поступили, миссис Смит. Я – давний друг семьи. Больше здесь Вы никого не найдете. Родители Николь довольно далеко живут. Уже, как пару лет они переехали, и думаю неразумным их сейчас беспокоить.
- Друг? Но вы были записаны, как муж.. и я, - Смит недоуменно и простовато улыбнулась.
- Как она? – Энрике не хотелось разводить долгую беседу.
- Состояние стабилизировалось. Знаете, она родилась счастливой. Выпасть с такой высоты, и остаться  не только живой, а столько с переломами ног, - увидев мое встревоженное лицо, она продолжила, - бывает, поверьте намного хуже. Она прооперирована. Но ходить ей придется научиться снова. И раз у нее нет родных, мы подумали, что вы могли бы взять ее, чтобы  ухаживать, - только сейчас доктор стала всматриваться в лицо Энрике, чтобы понять, а правильно ли она поступила?
Энрике глубоко вздохнул, но груз ответственности затруднял дыхание.
- Конечно, миссис Смит. Я могу ее увидеть. Если, это возможно, я заберу ее сегодня.
- Правая вторая дверь. Сначала поговорите, а потом, если всё будет хорошо, я приготовлю бумаги к выписке.
**********
Николь лежала на спине. Обе ее ноги были в гипсе. На щеках был небольшой синяк. Она смотрела в потолок, не обращая ни на что внимание. Энрике пробежал взглядом вокруг. В палате еще была пожилая женщина, которая спала. На что он облегченно вздохнул.
- Николь, я за тобой.
Она медленно перевела взгляд с потолка на меня, будто не замечала разницы.
- Пустая трата времени. Я все равно обрету силу и повторю, так что можешь продолжать свои записи, не задумываясь. Хотя потом, может, Вы и напишите продолжение, мистер Портман.
Он болезненно поморщился.
- Не говори так, ты знаешь, как я к тебе отношусь.
Николь многозначительно хмыкнула.
- В том то и дело, что знаю. Я очень ошиблась в Вас. И теперь сожалею, что в моей крови течет чувства к Вам. Что я допустила их.
- Прекрати, пожалуйста. Оставь силы на ближайшее время. Ты едешь со мной, и это не обсуждается. Мы расстались при довольно не мягких обстоятельствах, хотя, это мягко сказано, - Энрике присел на край кровати, отодвинув серую застиранную простынь, - И все выяснения мы оставим на потом.
- Уходи
- Нет! – вышло немного жестче, чем он хотел, - Я не буду врать, но я перед тобой в долгу, когда  - то ты меня спасла, против моей воли, я сделаю для тебя тоже, самое. Тебя отдают на мое попечение, и я не посмел позвонить твоим близким.
- Спасибо, - за всё это время Николь сказала это с чувством признательности.
Соседка по палате, зашевелилась, пытаясь сделать вид, что спит. Но Энрике почувствовал неприятность, что их подслушивают. Да, и стены больницы не вызывали желание задержаться. Но он не мог уйти. Потому что ему до боли в сердце было жаль Николь, но у него не находилось слов. Энрике взял ее руку в свою, ощущая, что ладонь стала влажной.
- Мы справимся, обязательно справимся. У нас всё будет хорошо.
По щекам Николь медленно потекли слезы, она как будто за минуту постарела. Но пыталась бороться с потоком, закусив нижнюю губу.
****
Энрике писал тебе настолько редко, что Анна больше проводила время в своей комнате, не желая его беспокоить. Его усталый вид ее ужасно пугал. Будто человек постоянно находится в напряжении. Но, разве Энрике мог сказать, что это было чистейшей правдой. Хотя он уже свыкся с этими обстоятельствами, но даже тяжело было вспоминать, первую ночь с Николь.
У Николь были очень сложные переломы, которые, как обещал врач, будут срастаться долго, и разработка ног, будет очень сложным процессом. Но Портман не ожидал настолько, это будет сложным процессом. В первую ночь он так и не уснул, просидев у кровати Николь, осознавая, что не чем ей не может помочь. Лекарство от боли можно было принимать раз в четыре часа, да и оно, оказалось, не сильно действует на Николь. Так что в двенадцать она, закрыв глаза, попыталась принять это стойко, но боль была настолько сильна, что она уткнулась в подушку, и ее тело стало содрогаться от рыданий. Энрике знал, как успокоить мать, сестру, покойную жену, девушку из – за мелочей. Но в данном случае, он не знал, что делать. Он даже побоялся включить свет, и просто лег рядом на край постели, боясь доставить еще больше боли.
- Ты знаешь, боль физическая – это тоже боль. Но в нее нельзя уходить. Нужно подышать глубоко, давай подышим вместе, - Энрике сделал полноценный глубокий вздох, медленно и шумно выдыхая, - Тебе обязательно нужно, Николь. Если бы можно было по другому облегчить твои страдания. Поверь, боль пройдет, всё заживет, да, будет ужасно больно учиться ходить снова. О жизнь человека окружена болью, даже первый вздох – это боль легких, выражающаяся в крике.
Николь, сопротивлялась недолго, боль не давала ей покоя. Выпив еще таблетку, она глубоко задышала, и уснула беспокойно, стараясь не прикасаться к Энрике. Но когда он попытался пошевелить затекшей рукой, она сонно прошептала:
- Не уходи..
Что – то в ее голосе заставило его остановиться. Он будто снова оказался сначала в комнате, где была его уже неживая жена, когда он мысленно повторял: «Не уходи». И одна картинка в памяти стали сменять другую. При условии он понимал, что виною стала жалость в голосе Николь, и Энрике не хотелось жалеть сейчас ни о чем, как не было трудно. Что – то потаенное, живое зашевелилось в груди, то, что он так усиленно пробовал спрятать. Он ласково дотронулся до ее волос, поцеловав:
- Кошка, которая еще, как котенок. Если бы я мог полюбить тебя, как любишь ты. Если бы я мог отдать тебе то, счастье, которое имел когда – то.
************
Очертания прилегающего леса успокаивали Николь. Она старалась улыбнуться даже Анне,  спустя месяц общения. Даже ревностный взор угас сам собой. Так что хотя бы Энрике свободно вздохнул. Он был очень благодарен Анне за ее терпение его вспышек раздражения, после ночи без сна. За простое человеческое понимание, пусть за него он щедро платил. Но в душе, Портман боялся остаться с Николь наедине в этом большом доме. Но ему так не хотелось признавать этого факта, а Анна была настолько тактична, что не решалась сказать ему это в глаза. Это могла сказать Николь, но она   молчала после той ночью, что тревожило Энрике, с каждым днем, всё больше. С той ночи он не спал с ней рядом, а расположился в соседней комнате. Однако ловил себя на мысли, что ему хочется знать, что кроется в ее златом и успокоительном молчании.
В один из таких вечеров, Энрике тихо постучал в дверь, уже не надеясь на ответ. Но Николь видно еще не спала.
- Проходи, - она поправила шерстяное одеяло, закутавшись по горло, будто он никогда не видел ее тело,- У тебя усталый вид. Всё хорошо, я добавила тебе столько проблем.
- Доставила, скорее нет, чем да.. Но отрицать, что не полностью всё замечательно, не буду. Я тут принес, - он сел, как тогда в больнице на край кровати. Хотя в комнате было предостаточно места. Если бы Николь могла бы, она втянула ноги под себя. Но даже гипс еще не сняли, - Я принес книгу тебе почитать, я часто читал Вике, - он замолчал, но сглотнув ком в горле, он продолжил, водя по форзацу ладонью, - Я подумал, тебе тоже будет интересно. Хотя ты сама читаешь практически весь день, но как только снимут гипс, у тебя будет много забот.
- Ты очень добр ко мне, мистер Портман, - Николь чаще звала его теперь так, но он не хотел нарушить перемирие, поэтому не говорил критичные замечания - И я с удовольствием послушаю, что ты мне принес.
 - Я принес английские сказки. Я любил их в детстве. Хотя так и не могу объяснить, почему? – Николь откинулась на подушки, закрыв глаза.
- Ты читай, а я постараюсь уснуть, даже, если я не усну, я буду представлять себе картину.
- Хорошо, - Энрике открыл страницы на желтой закладке, но продолжал молчать, пока не почувствовал взгляд на себе Николь, - Мы эту книгу купили, желая читать для ребенка, если бы он у нас был. Я хотел сжечь, но потом пришел к выводу, что вещи не виноваты в поступках людей. Хочешь винограда? – она отрицательно покачала головой, задумываясь о том, как Энрике всегда хотел отвести разговор в сторону, когда она уже начинала надеяться, что сможет проникнуть в его душу.
- Я жду, когда ты начнешь свою историю.
- Ах, да, - Энрике, как маленький провел пальцем до нужного абзаца, - «Темный лес хранит преграды для героев войны великанов и героев. Его широкие ветви раскинулись на много сотни тысяч человеческих шагов. И еще не один друид не проведал все тайны, которые мать – природа спрятала в его недрах..Много шорохов от неведомых животных раздавались из его глубин. Мальчик – подмастерье сапожника Томас всегда верил, что ему повстречается единорог, ведь он родился под счастливой звездой. С каждым швом он рассказывал своей острой игле, что когда дует ветер, это глубоко дышит великан. Что в темном лесу спит дракон, под которым столько злато, что хватило бы осыпать всю реку желтизной. А еще он уверенно заверял, что единороги могут спасти от любых бед и болезней, если на запястье повязать его волос. И однажды ему повезет».. Как думаешь, есть ли единороги? Николь? – Николь настолько успокоилась, что, подложив руку под голову, уже спала.
Энрике закрыл шторы и выключил свет. Смотря в темноте на Николь, он пришел к выводу: она так резко изменилась с этим происшествием. Она так и не рассказала, как всё было. Оставались одни догадки. Голова начинала болеть, нужно было поспать, возможно, завтра она дослушает до конца, но кто бы ему почитал сказку на ночь.