Хемингуэй
Уже он сед. Но сердцем молод.
И жизнь всё так же дорога.
Ещё кулак его, как молот,
любого сокрушит врага.
Ещё полны полдневным жаром
его глаза. Неистов пот.
И,как снега Килиманджаро,
далёк его последний порт.
Но почему в ночной тревоге,
встречая призрачный рассвет,
он вновь читает некролОги
его оплакавших газет
и тянется к бутылке виски,
и пьёт, и курит, и не спит,
и слушает,как где-то близко
по ком - то колокол звонит?
Над мокрым молом чайка кружит.
Крутые волны в берег бьют.
Он слышит, как гремит оружие
и как товарищи поют.
В безумстве вод, темно и грозно,
как у мадридских баррикад,
рождается «Бандьера росо»
и мерный шаг интербригад.
Ему ли плакаться в платочки
влачить остаток жалких дней?
Нет, нет … Он сам поставит… точку!
Так завершал Хемингуэй...