Бывало у вас прийти в овощной магазин в январе? Задумала сделать ужин, а картошки хватилась поздно к вечеру. Подходишь к лотку, заглядываешь – и выбрать не из чего. Выбираешь из того, что осталось. Эта большая, но мягкая вся и битая, эта мелкая и зеленая, а эта вроде ничего, пусть уж и в земле совсем заляпана. Так наберешь с горем пополам хотя бы полкилограмма. Дома моешь ее и приступаешь за нож. Тут каждая вторая порченная, каждая третья с гнилой сердцевиной. Вот так же и с мужчинами в наш нелегкий век, когда из нищего и беспризорного детства 90х, прошедших под флагом сексуального раскрепощения и поголовного усреднения через телевидение, подросли и вышли на авансцену герои нашего времени, грезящие о земном рае самоубийцы и от того еще и лентяи.
...
- Ма-ма, я хо-чу ча-ю. Повторяй за мной, как ребенок.
Женщина в поношенных замшевых сапогах, на три размера больше собственного, сидела на кушетке. Бледно-зеленые стены тесной комнаты для ожидания придавали всему, что в нее попадает, цвет несколько утоплый, даже какой-то судорожный.
- Ма я х чю, - с титаническим усилием повторила женщина в замшевых сапогах.
- Ты не волнуйся только, ты только не напрягайся. Теперь скажи так же, но только то, что тебе на самом деле нужно.
Женщина в сапогах собрала всю волю и умение к речи, но в ее горле и выше, где-то над носом, устремляясь к самой макушке, будто застрял шматок ваты и не давал ничего сказать.
- Я смотрю и халат не твой, да? – за вопросом последовали объятье и поцелуй. О, эта жалость, если бы не она, тогда удалось бы признать, что случилась беда и теперь уже ничего не будет как прежде. Она не хотела давать осознание ни себе, ни подруге, что теперь ее мысль не сможет как раньше со стремительностью стрелы вылетать из рта и самое простое, что подвластно каждому здоровому человеку уже с года жизни и то, на что она столько лет имела неоспоримое право, теперь недоступно. Что шутки – теперь это чрезвычайно утомительно, любое слово – стыд и отчаяние.
- Ты подожди, не торопись.. Танин? Ты была у Тани и вещей у тебя совсем нет? Воо-т, - протянула она, довольная результатом.
....
Оставайся
запирать на ночь двери.
Будешь
спать со мной.
Мои простыни с запахом пыли
От рыданий еще не остыли
Мои руки от времени тоже
Отличаются серостью кожи
Не стыдись
Лечь рядом без имени
Дух развеян повсюду
...
Белизну ромашковых полей
Путал с стаей белых лебедей
О том, что вся поэзия сойдет на нет
Однажды. И ты, скрестя разросшиеся пальцы,
потребуешь упущенный обед
крехтя и шлепая к кровати.
И будет плохо спать от духоты
И ненависти к пуху тополиной
Улицы
И топоту бесчинной толпы
детей
...
ни природе не социуму мы не нужны, разве только как частью – потребитель и генотип. Что если бы были такие существа, тут на земле, в нашей материальной реальности, которые могли утвердить тебя в трансцендентном при жизни. Тогда человек задался бы целью понравится им.
Ситуация: бедная квартира, сумрак, женщина собирает в дорогу своего сына или приемного сына, приносит ему парадную чистую одежду. Напутствует словами, даже может всплакнет. Молодой человек волнуется, он впервые идет туда к Ним, не уверен в себе. Он должен предстать на суд перед существами, которые при положительной их оценке, могут запечатлеть тебя пред ликом вечности, зарекомендовать тебя как претендента на благостную жизнь вечную. Существа приходят раз в 50 лет, они идут по улице и совершается нечто вроде парада в их честь, где каждый, считающий себя достойным, имеет право на голос и попытку. Однако никто не знает, что именно является приоритетом для их положительного выбора. Этим вопросом занимаются 300лет самые великие ученые мужи. Так как существа приходят не так давно, к ним еще никто не привык и трепещет перед ними. Природа их появления тоже не ясна и вызывает ужас и восторг одновременно.
....
Национальным лидерам не приемлем взгляд исподлобья. Неприемлем заигрывающий манер исполнения речи, любая демоничность и мутность состояния.