Снег лежал на ветвях. Пулеметчик пел. Он стоял на посту в русском лесу, на переднем крае. Он пел рождественские песни, хотя уже было начало февраля.
Метровый слой снега покрывал землю. Снег лежал меж черных стволов деревьев. Снег лежал на черно-зеленых ветвях. Будто ватой окутал от кусты, облепил деревья. Много-много снега. И пулеметчик пел рождественские песни, хотя уже был февраль.
Иногда нужно делать несколько выстрелов. Стрелять просто в темноту перед собой. Иначе пулемет замерзнет. Стрелять хотя бы и в кусты, хотя и знаешь, что никто в них не сидит. Это успокаивает. За четверть часа можно выпустить несколько очередей. Это успокаивает. Иначе замерзнет. Пулемет. Когда стреляешь, то не так тихо. Это ему сказал солдат, которого он сменил на посту. Еще он сказал: "Ты должен надеть платок на голову, чтобы уши не замерзли. Приказ из полка. На посту ты должен снимать платок с ушей, или ты ничего не услышишь. Это приказ. Но ты здесь все равно ничего не услышишь. Все тихо. Ни писка. Всю неделю. Поэтому и постреливаешь. Это успокаивает."
Это сказал ему солдат, которого он сменил на посту. Потом он остался один. Он стянул платок с ушей, и холод сразу же впился в них ледяными когтями. Он стоял один. И снег лежал на ветвях. Снег лип к черно-синим деревьям, окутывал кусты. Оседал, накапливался в низинах. Много-много снега.
И этот снег, в котором он стоял, делал перемещение противников таким тихим. Таким далеким. Они уже могли быть у него за спиной. Снег скрывал их.
Снег, в котором он стоял, впервые стоял один, ночью, он делал их приближение неслышным. Таким тихим, таким далеким. Снег скрывал их, делал все таким тихим, что кровь грохотала в ушах. От этого грохота невозможно было избавиться. Таким тихим все делал снег.
Вздох. Слева. Впереди. Потом справа. Снова слева. И позади. Пулеметчик задержал дыхание. Да, кто-то вздыхал. Шум в ушах все заглушал. Снова кто-то вздохнул. Дрожащими пальцами он опустил воротник пальто, чтобы он не закрывал уши. Вот так. Точно, кто-то вздыхал. Пот стекал из-под шлема на лоб и там замерзал. Было сорок два градуса мороза. Пот стекал из-под шлема и замерзал. Кто-то вздохнул. Позади. И справа. Далеко впереди. Потом здесь. Здесь. Здесь тоже.
Пулеметчик стоял в русском лесу. Снег лежал на ветвях. У кровь сильно шумела в ушах. И пот стекал из-под шлема и замерзал на лбу. И кто-то вздыхал. Снег все скрывал. От страха шумело в ушах. И снова кто-то вздыхал.
Тогда он запел. Он пел громко, и страх исчез. И никто больше не вздыхал. И пот больше не замерзал. Он пел. Страх исчез. Он пел рождественские песни, и не слышно больше вздохов. Он громко пел рождественские песни в русском лесу. Снег лежал на черно-синих ветвях в русском лесу. Много снега.
Вдруг хрустнула ветка. Пулеметчик умолк и оглянулся по сторонам. Он поднял пистолет. К нему большими прыжками приближался фельдфебель.
"Сейчас меня расстреляют", - подумал пулеметчик. "Я пел на посту, и сейчас меня расстреляют. Вот уже идет фельдфебель. Как он бежит! Я пел на посту, и сейчас меня расстреляют." Он крепко держал пистолет в руке.
Фельдфебель был уже рядом. Он остановился возле пулеметчика и рассматривал его. При этом он дрожал и пыхтел.
- Боже мой! Держи меня крепко, Боже мой! Боже мой!
Потом он засмеялся. Его руки дрожали, но он продолжал смеяться.
- Услышал рождественские песни. Рождественские песни, в этом проклятом русском лесу. Но ведь уже февраль. И вот я услышал рождественские песни. Это от ужасной тишины. Рождественские песни! Держи меня крепче. Постой-ка тихо. Вот! Нет, уже стихло. Не смейся, - сказал фельдфебель и снова запыхтел. - Не смейся, - он крепко держался за пулеметчика. - Это тишина. Ни писка, ни движения, нет! И вот я услышал рождественские песни. При том, что уже давно февраль. Это все от снега. Его тут так много. Не смейся! Это очень раздражает, скажу я тебе. Ты здесь только два дня. А мы сидим здесь уже неделю. И ни писка. Ничего. Это раздражает. Все всегда тихо. Ни писка. Всю неделю. И вот я услышал рождественские песни. Не смейся. Как только тебя увидел - они сразу резко стихли. Боже мой, это так раздражает! Эта вечная тишина.
Фельдфебель снова запыхтел. И он смеялся. Он крепко держался за пулеметчика. Пулеметчик тоже крепко держался за него. Потом они оба засмеялись. В русском лесу. В феврале.
Иногда, под весом снега, ветки ломались. Тогда они падали на землю между черно-синими столбами. При это они вздыхали. Совсем тихо. Впереди. Слева. Потом здесь. Потом справа. Повсюду вздыхали. Снег лежал на ветвях. Много-много снега.