Мой друг, тебе сейчас пишу я
известной пушкинской строкой.
Хотя и в сём теперь спешу я
уже проторенной тропой.
Но за известную манеру
меня ты сможешь извинить.
Стремлюсь я следовать примеру,
и чувств моих не изменить.
Прошло с тех пор совсем не мало,
когда расстались мы с тобой.
Пора веселий миновала,
Остались годы за спиной.
Теперь я вышел к Рубикону,
и, встретив горечи печать,
готов по новой всё начать.
Как в играх все вернулось к кону.
Теперь никто не скажет, как
произошла тогда размолвка,
могли мы спорить просто так.
Была обычна упаковка,
красивая на ссоре той,
внутри же бушевала ярость.
В душе амбиция осталась.
А на манерах был покой.
Меня тянуло лишь к тебе,
явилось чувство эгоизма.
Когда искал друзей от бед,
от мук душевных ты по жизни.
Тебе являлся кругозор.
Общенье нужно ежечасно.
И ты с людьми сближался часто,
не различая, кто позёр.
Позёр - конечно, не позор.
Ведь, было в нашем пониманье,
кто был не с нами - тот позёр,
тому не будет оправданья.
Но час прощенья наступал,
и ты прощал мою ухмылку.
А я тревогу не прощал.
Мой возбуждался разум пылкий.
Дичок, я сразу отходил,
тут сразу повод для раздора
я находил. Возникнет ссора.
И в одиночестве бродил.
Ты ношу нёс, как испытанье,
не понимая, что есть что.
И отчего идут страданья.
То - горечь, выдумка, и вздор...