Мне не понять восторгов Мандельштама,
Чем взял его античный древний Рим?
Беспутностью гетер? Распущенностью храма?
Чем мог пленить его на рабстве тонкий грим?
Не цезарей же диким непотребством,
Не плебса же разнузданной толпой.
Благую цель там оправдали жестким средством,
Не мир создав, но относительный покой.
Где он узрел «следы гражданской мощи»?
Один, свободный, на две дюжины рабов!
В сухом остатке - каменные мощи,
В навозных кучах варварских коров.
Ведь он же видел на московской «ближней даче»,
Как раб внимал движенью царственной брови,
Но сквозь века мы видим все иначе -
Стихи лишь помним, забывая о крови!