я хватаю его за рукав.
совсем как несколько лет назад,
когда он тащил в меня зоопарк
смотреть на павлинов.
вот мы -
бесполые андрогины,
приклеенные ровно по середине.
с телами, сделанными
на дешевой съёмной квартире
из податливой глины
бедным художником,
умирающим от малярии.
со временем мы все больше напоминаем единое тело.
если он целует женщину
на последних местах вагона,
то это общий опыт, а не измена.
если он бьёт себя по лицу,
то на мне вздуваются вены
и вырастают порезы.
нужно было привыкнуть к тому,
что весь мир -
только фон для пьесы,
в конце которой мы окажемся
одним человеком
в ослепительно-белой рубашке.
подобные платоновским душам
в усовершенствованной версии
все в нас намного лучше
и совсем не чувствует боли
после жизни,
потраченной на упражнения по укреплению воли и внимания.
он кидает мне в грудь кинжалы
и никогда не промахивается,
читает огромные книги
по истории и географии,
начиненные фактами.
а потом приставляет лезвие
к своей шее и спрашивает,
как звали первого президента ирландии;
я отвечаю на любой вопрос,
потому что состою из его памяти
и воспоминаний.
мы переполнены жизнью,
мы и есть жизнь
в ужасных проявлениях насилия
над собственным телом.
сегодня он говорит, что вечер июня - отличное время для смерти,
и я не задумываясь за ним следую,
зная это самое правильное решение.