Комната оделась в сумерки, словно закуталась в пепельно-серый саван. За окном сгустилась чернильная мгла. Она, будто игривая кошка, потёрлась пушистым боком о тонкое стекло. Потянулась, выгибая изящную спинку. Протяжно замурлыкала дробным перезвоном дождевых капель. Заглянула в глаза размытым отсветом жёлтых уличных фонарей. Её зябкое дыхание легко коснулось щеки нечаянным росчерком сквозняка.
И сделалось необычайно тихо. Лишь стук собственного сердца медленно угасал, подчиняясь неслышному приказу. Негромко скрипнула дверь. Шелест платья, осторожные шаги. Рассеянная улыбка, обманчиво-ласковый взгляд. Тень движения, призрак чувства скользит по её безмятежному лицу. Холодная хрупкая ладошка знакомым жестом ложится на пылающий жаром лоб. Бесцветный голос нашёптывает беззвучные слова: шершавые, колкие, похожие на нетающие ледяные снежинки с острыми краями.
Хочется сомкнуть веки, чтобы не видеть; заткнуть уши, чтобы не слышать. Но сил не осталось даже на то, чтобы закричать , разрывая липкую паутину выразительного молчания. Слабеет пульс, замерзают кончики пальцев. Остывают желания, становятся хрусталиками льда неродившиеся слёзы. На отяжелевших ресницах невесомыми гроздьями повисли сны. Такие близкие, такие возможные... И недосягаемые.
Кровь в жилах превращается в желе. Она уже не может течь, и потому лениво ползёт вдоль тела, оставляя противный зуд на онемевшей коже. На судорожно сжатых губах рваными хлопьями оседает вкус отчаяния и бессильной злости. Где-то в горле застрял горький комок, который ни выплюнуть, ни проглотить. Сознание бьётся в истерике, раз за разом разбиваясь о стену равнодушия и калечась о толстые прутья решётки, запертой на замок безразличия.
По белоснежному потолку расползаются трещинки. Их замысловатый узор напоминает китайские иероглифы. Чудится в них беспредельность. И невыносимо долго тянется вечность, отведённая для этой ночи под созвездием "Бессонница".