Я знаю, что грубая. Я не специально.
Я знаю, характер немного скверный.
И всё же от чувств закрываясь отчаянно,
С людьми обращаться разучилась, наверное.
До дрожи пугают их липкие взгляды.
Слова, как пощечины. Брань, как кинжал.
И даже, желая коснуться, знаю:
Касание - яд от пчелиных жал.
Мне трудно открыться. Сама не в восторге.
Но я этот щит возводила годами.
Безумно испуганной, в чём-то гордой,
До паники страшно что кто-то оставит.
Что сердце и душу, что так беззащитны,
Отринут, растопчут и бросят в ногах.
Причины для страха вполне очевидны,
Осколки их склеены на слезах.
Наверное, в людях я не разбираюсь.
Или сама так глупа и занудна.
Или от боли внутри спасаясь,
Всех оттолкнула в усилиях скудных.
Последние дни очень хочется плакать,
Но щёки сухие. Ведь слабость - плен.
Никто не заметит что есть эта слабость,
И сердце никто не протянет взамен.
А может внутри просто слишком холодная.
Такой темперамент, я слышала, есть.
Но, всё же, так мерзко: ничто не дорого,
Забытых и тех, кто забыл не счесть.
Сердце в груди не забьётся отчаянно.
Мне чувство влюблённости не знакомо.
И часто кажется, может нечаянно,
Способность любить отдала другому.
Но как же безумно хочется ласки.
И нужной хотя бы немного быть.
Так сложно по-прежнему верить в сказки,
Когда от тоски уже хочется выть.
Быть может, могла бы помочь собака.
Я ей бы всю нежность смогла подарить.
Ведь преданней и ласковей собаки,
Я слышала, никто не может быть.
Но нет собаки. Нет и человека.
Есть только книги, песни и стихи.
Печально ощущать себя калекой,
Эмоций не имеющей почти.
Я знаю, что где-то, наверно, ошиблась
И зря что-то стёрла в наивной душе.
Так страшно, до дрожи нуждаясь в чуде,
Понять, что не веришь в него уже.
Так страшно, забившись в пустой квартире,
Понять, что никто больше не позвонит.
Остаться одной в этом сером мире,
И знать: ничьё сердце по тебе не болит.
Привыкшие к маске не чувствуют боли,
Моя же треснула где-то, наверное,
Но вам только чудятся капли крови.
Просто настроение сегодня скверное.