3. Стольный град
И вошёл во те ворота чугунны,
И за ним ворота сами закрылись,
Стражи воины по виду недвижны,
За Зарёй во граде том очутились.
Огляделся наш царевич на город,
Увидал из камня серого зданья.
Там народ весь молчаливый и странный –
Без движенья – то ли спят, то ль из камня.
В граде есть большая площадь с народом,
И дворец красив для царского рода.
А на троне здесь Краса Ненаглядна,
Слава Богу, есть глаза стольну граду.
В облачении златою парчою,
На короне изумруд, да алмазы,
Кожа белым отливает фарфором,
Живы глазоньки, сочатся слезами.
Подошёл царевич, ей поклонился,
И зачем он здесь, пред нею открылся:
- Сад спасал, за птицей чёрною гнался.
Птица в город. Вот я здесь оказался.
- Царство наше всё сейчас без движенья, -
Ненаглядная Краса отвечала, -
Птица чёрная то птица печали,
Сирин, старшая сестрица родная.
В граде нашем то ли всех усыпила,
То ли в камень весь народ обратила?
Песню горя и несчастья пропела,
Натворила здесь беду, улетела.
Я одна смотрю на солнышко ясно.
Может ты, Заря, пришёл не напрасно?
Ведь сейчас она в других странах, царствах,
Песней зло колдует, беды, несчастья.
В закромах в ларце заветном есть книга,
В фолиантах знанья там диво-дивно.
Но сколь мудрые её ни листали,
Уходили в молчаливой печали.
Старичок был, страж у наших закромов,
Рассказал о тайне тех фолиантов:
- Коли чистая душа их коснётся,
Слово жизни у народа проснётся.
4. Фолианты
Лишь три ночки для прочтения книги.
Не получится, останешься с ними,
Кто на площади стоит без движенья,
Дай же Бог, тебе, творца вдохновенье.
Ты в священном храме ночкою чёрной,
Да со свечечкой одною зажжённой
Будешь с книгой той один находиться,
До рассвета в письменах разбираться.
Утром книга лист волшебный захлопнет,
Окна, двери храма крепко закроют,
День раздумий на миру, с ясным солнцем,
Иль у храма посидишь под оконцем.
Книгу взял волшебну свет Дормидонтыч,
Да вошёл во храм священный на полночь,
Брал подсвечник с восковою свечою,
Древних записей коснулся рукою.
Молний струи пробежали по окнам,
Гром раскатом, храм, казалося, вздрогнул,
Свечки пламя в пляс пошло, зашаталось,
Туча чёрная во храм растекалась.
А Заря не видит чёрную тучу,
В белый лист глядит, да букв закорючи,
Знаки те в глубинной памяти ищет,
Видит в них из прошлой жизни свят-мощи.
Туча чёрная вкруг молодца кружит,
А кольцо её всё ближе и ближе,
И почудилось, за книгу хватает,
Пальцы липкие в листы проникают.
Крепко держит парень чудную книгу,
Вечность, кажется, проходит в том миге.
Парень свечки огонёк прикрывает,
В тучу чёрную свет глаз направляет.
И увидел – словно скрючилась туча,
И глаза опять увёл в закорючи.
Вот и сложил в книге первую строчку,
И рассветный луч прогнал злую ночку.
Закрывалися листы фолианта,
Поспешал царевич в двери из храма,
Книжный лист окладом древним закрылся,
А царевич изнутри очутился.
От усталости упал в зелень травок,
Все ночные страхи в землю отправил.
На вечерней зорьке девушка будит,
- Просыпайся, милый, солнце уходит,
Двери храма настежь вновь растворятся,
Разум с Тьмою снова будет сражаться.
А Заря ей говорит, – Где же птица?
Чёрна туча там, да белы страницы.
А Краса ему в ответ: - Видел птицу?
Может в образе любом появиться.
Книгу снова взял Заря Дормидонтыч,
Да вошёл во храм священный на полночь,
Брал подсвечник с восковою свечою,
Древних записей коснулся рукою.
Снова молнии стреляли по окнам,
Гром такой, что с хрустом выбило стекла.
В храм чудовище змеёй многоглавой,
С чёрным дымом из ушей, с пасти лава.
Лава - огненный язык стены лижет,
И к царёву сыну ближе и ближе.
Змей стоглавый в парня дышит, хохочет!
Языком–огнём лизнуть книгу хочет!
Львиный рёв из пасти страшного змея:
- Я спалю тебя! Дай книгу скорее!
Побежали в коже парня мурашки,
Разделились волоса на кудлашки.
Из очей Зари Змею луч буравил,
И на многие глаза свет отправил.
Глядь, язык-огонь Змеи потухает,
Многоглавый на глазах затихает.
Свечки пламя, трепыхаясь, дрожало,
Но в руке Зари горело, сияло.
Вновь Заря глядит на лист в закорючках,
Составляет словом новые строчки.
Всё внимание на ритмы да лады,
Стих ложится на листе ряд за рядом,
Повернул царевич белы листочки,
Там ещё трудней стоят закорючки.
Но рассвет прогнал Змею многоглаву.
Обессиленный Заря падал в травы.
5. Веяр – (ведаю - я рай)
Третью ночь над книгой древней трудиться,
Где взять силы, чтобы в храм воротиться?
Возлежит Заря на травке шелковой,
Не ложатся думы в строчечки новы.
Ненаглядная Краса появилась,
Над усталым парнем низко склонилась,
А в руках её, что хвост от жар-птицы,
Веяр - цветом и узором ярится…
Та игрушечка пришла от прабабки,
Говорила, волшебством наделяет.
Не разгаданы до селя загадки,
Человеку, как оно помогает?
Взял Заря тот веяр «хвост – жаро-птицы»,
Повертел его в руках, не ярится.
- Почему в твоих руках он играет?
Будто разными глазами мигает?
И раскрыла дева тайну игрушки:
-В тех узорах надо видеть зверушку,
Птицы песни звонки надо услышать,
Сад весенний и цветущую вишню!
Коль научишься играть этим даром,
Править сможешь тем узором пожаром,
Книга древняя все тайны откроет,
Силу чувств и тела силы утроит.
Отдохнул Заря лишь только часочек,
Да испил водицы чистой глоточек,
Да подумал над игрушкой чуточек,
Вот и солнышка стухает глазочек.
Книгу взял волшебну свет Дормидонтыч,
Да вошёл во храм священный на полночь,
Брал подсвечник с восковою свечою,
Древних записей коснулся рукою.
Молний стрелы сквозь окно, сквозь осколок!
Гром по куполу и купол расколот!
Будто с неба что-то тёмное входит!
На полу чертята пляс хороводят!
Верещат пискляво, тонко, но внятно,-
«Только Сирин эта книга понятна!»
Темнота сползает в белый листочек,
И не видно уложившихся строчек.
А во храме чернота вся сгустилась,
Птицей чёрной, птицей Сирин спустилась.
И запела птица песню неволи,
Песню томную о бедах и боли.
И чертята под безумные пляски,
Надевают парню страшную маску.
И в безудержном восторге вещают:
«Нет в царевиче огня! Угли шают!»
Страх пронзил стрелой, холодный пот вышел,
Волоса мокры, свой голос не слышен.
Свечки пламя трепыхаясь - потухло,
Тут-то веяр на руках парня вспыхнул,
И Заря настроил мысль на узоры:
Землю-мать увидел в новых уборах!
Птиц весенних звонки трели услышал!
Белопенный сад, цветущую вишню!
Книга сказами ложится сквозь веяр,
Стих читаемый поёт тонким ветром.
Вновь царевича власы в лёгки кудри,
Вновь в глазах, что солнца луч, а не угли!
И споткнулась птица Сирин о Слово,
В нём простом сердечность чувств льётся ново.
Песня Сирин с такта сбилась, охрипла,
Нет гармонии, нет магии, ритма.
Новой песней наполняется Сирин,
Чернота её сменяется синью,
Не о смерти, а о вечности пенье,
В новых звуках к ней идёт вдохновенье.
Глядь из птицы, - вышла дева прекрасна,
Бархат синий в епанче, платье красно,
Самоцвет в короне синью сапфира,
А в глазах глубоких - ночи стихия.
Снова веяр на руках парня вспыхнул,
Снова землю-мать сквозь веяр увидел.
Слово вспомнил от Красы Ненаглядной,
Слово «милый» прозвучало отрадно.
И рассветный луч прогнал наважденье,
Книжный лист окладом древним накрылся,
Слышно только соловья звонко пенье,
Весь народ от этой песни проснулся.
Стены каменны распалися прахом,
И живой народ ступает по травам.
Да подходят кругом вовсе уж близко,
Поклонилися царевичу низко.