Образ времени леди Посттпер.Трилогия. Часть 3
Если человек в наш век перед
смертью не воздвигнет себе памятник, то память
о нём будет жить не дольше, чем похоронный звон
колокола и плач его вдовы.
В. Шекспир
Глава третья. Облаками Родины.
Две разные дневниковые страницы - две исторические эпохи одного эпилога - “Облаками Родины”.
Термез. Страница не фронтового дневника. Небо царских кровей.
«Офицер вытянулся по всем правилам воинского этикета и отдал честь: здравия желаю, госпожа княгиня. Ах, да, да, да! Если не ошибаюсь, Юнна».
Найти заданный адрес в небольшом прифронтовом закрытом городке кадровому офицеру не представляло никаких трудностей. Дверь открыла хозяйка квартиры. Увидев по- военному экипированного офицера, она, улыбаясь, сухо и уверенно выпалила:
-Здравия желаю, господин русский капитан.
Офицер вытянулся по всем правилам воинского этикета и отдал честь: здравия желаю, госпожа княгиня. Я по приглашению Юрия.
-Ах, да, да, да! Если не ошибаюсь, Юнна. Юра прав, вы очень симпатичный молодой человек и действительно похожи на одного задиристого печального поэта, который жил, как парус одинокий.
«Пойдёмте, я сейчас напою вас чаем»
Небольшая комната напоминала исторический музей, образца 1900годов. Стол и стулья были обличены в белый накрахмаленный наряд. Весь скромный уклад со вкусом размещался в однокомнатной совковой квартире. Картины, цветы, раритетные безделушки, умело располагаясь и, выдавая винтажный флёр, придавали всему окружающему неподдельную торжественность.
-Юрий спит, он вас ждал, но, к сожалению, немного болеет, я думаю, в армии этой болезни хватает с лихвой. Ведь правда, хватает, господин военный эскулап! Пойдёмте, я сейчас напою вас чаем.
«Юнна приоткрыл шторы и с солнечными лучами постарался рассмотреть эту удивительную, героическую женщину»
Кухня встретила гостя белизной и ухоженностью. Чайный сервиз блестел.
-Не удивляйтесь, я каждый раз протираю посуду содой. Комковой сахар раскалывайте щипчиками на маленькие кусочки и кладите под язык. Сейчас я разогрею оладьи, и мы будем пить чай с айвовым вареньем. Юнна приоткрыл шторы и с солнечными лучами постарался рассмотреть эту удивительную, героическую женщину. Тонкие черты лица, морщины, которые больше не подчёркивали, а украшали выразительные глаза, когда-то довольно красивой имперской персоны. Властно, как и подобает царице, на повышенных тонах, но очень деликатно и уважительно Голицына, вся накрахмаленная княгиня, а на вид хрупкая, миловидная, ухоженная старушка, продекламировала: эта власть не пощадит никого, даже вас, Юнна. Будь вы трижды командиром части и членом этой кровавой партии. Они убьют вас…
«Стойте чуть поодаль, и пусть хранит вас Господь!»
Хоть это благородно, не подставляйтесь. «Предлагать свою кровь и писать ей», пусть для вас это выражение будет только ухоженной метафорой. Проявите социальное благоразумие, встаньте в своих действиях в первых рядах, но стойте чуть поодаль и пусть хранит вас Господь!
«Не для истории, а как русскому офицеру, который отнесётся к этому с пониманием, я расскажу вам только два неизгладимых случая»
Я подставлялась не один раз, но это чрезвычайные обстоятельства, и мои поступки на благо России и достойны памяти убиенных родственников, особенно братьев. Кто я, помню и почему так поступала, и ради чего тоже помню. Знаю всю правду, «всё знаю, но этого своего знания – знать не хочу». Не для истории, а как русскому офицеру, который отнесётся к этому с пониманием, я расскажу вам только два неизгладимых случая. Как факты для СМИ, они будут известны ещё не скоро, а может быть, их прописка в архивных кулуарах будет вечной.
«Вы представляете, что предшествовало этому»
Первый случай был связан с Крымом. Две полосы позиций: перекопская и ишуньская. Фортификацию нужно было видеть: укрепления, окопы, опутанные длинными рядами колючей проволоки – это, почти, непреступная оборона, а через секреты и дозоры не смогла бы проскочить, по-моему, даже самая проворная мышь. Вы представляете, что предшествовало этому.
«О, господин офицер, за эти прелестные знания я вам налью еще чайку»
Юнна, сочувственно кивнув головой, добавил: Перекопско – Чонгарской операцией войск Южного фронта командовал Михаил Фрунзе. Это наступление и разгром белой армии за 10 дней было вписано в Историю славных побед1, а дата взятия красными Крыма 17 ноября, стало считаться датой окончания Гражданской войны.
Княгиня одобрительно покачала головой и мило улыбнулась.
- О, господин офицер, за эти прелестные знания я вам налью еще чайку.
- Так вот, меня в начале октября 1920года привезли в одно заведение, которое люди боялись и днём, и ночью, и как ни странно, я первая задала вопрос…
«В заведении, которого люди боялись и днём, и ночью, княгиня первая задала вопрос»
- Я вижу по выправке: вы из бывших? От взгляда Голицыной офицер ВЧК резко встал, застегнул верхнюю пуговицу гимнастёрки.
- Извините, княгиня, но вам придётся идти, вы согласны?
- А разве у меня есть выбор?
- Выбора нет, всё решено, однозначно.
«Я княгиня Голицына! Дежурный офицер белой армии вытянулся во фрунт и отдал честь»
Светало. Французский полушубок и меховая муфта для рук, не давали шансов на спасение от сильного, пронизывающего осеннего ветра. Прижимая к груди иконку Божией матери, княгиня неспешно шла на оборонительные сооружения в сторону Крыма.
- Стой, кто идёт,- раздался звонкий голос часового.
- Я княгиня Голицына! Часовой подошёл поближе.
- Девка, точно девка, молоденькая да хорошенькая, вот отдыхающей смене повезло.
- Солдат, я княгиня Голицына, заправьтесь и встаньте, как положено при встрече persona grata.
От утвердительного тона, часовой побледнел и правой дрожащей рукой сначала крепко схватился за латунную пряжку, а затем сбоку, из специального кармашка снаряжения, достал бронзовый свисток РИА. На сигнал из караульного помещения, по тревоге прибыла бодрствующая смена караула. Оглядев статную madam, разводящий рявкнул часовому: господина офицера сюда, срочно.
- Я княгиня Голицына! Дежурный офицер белой армии вытянулся во фрунт и отдал честь: Ваше высочество, извините.
Разводящий вытер рукой потный лоб, перекрестился и незаметно пнул часового ногой: Что не мог разглядеть, каких madam кровей, пошёл вон.
В записке, переданной Петру Николаевичу с посыльным казаком, было написано личным подчерком: «Frangas, non flectes»2 От рода Гедиминовичей приветствую! Голицына»
В приёмной Врангеля данное сообщение встретили сдержанно, и только участники оркестра – эти старые и верные служаки, - на всякий случай с вечера репетировали «Боже, Царя храни!» и, облачившись в парадные мундиры, с нетерпением ожидали команду «Встречный марш»3.
- Про второй случай вспоминать очень трудно, - княгиня закрыла лицо руками, - шутка ли сказать, «сказочный» voyage в столицу Третьего рейха. До «экскурсии» по Берлину испытать пришлось немало…
«Дальше, напевая, услышанную в машине мелодию, как и к барону Врангелю, я уже шла одна»
До леса меня везли машиной, водитель, видимо, согласно инструкции, насвистывал известную английскую мелодию и даже пытался под неё петь. Ни слуха, ни голоса, ни английских слов. Знаете, слуховой суррогат – помесь заученных фраз с крепким деревенским парнем, которому в детстве в лесу кто-то наступил на ухо, бывает. Меня это даже не раздражало, больше настораживало. С ещё одним, представителем видимо той же деревни, но который, в отличие от водителя, молчал, через лес вышли на передовую, а дальше, напевая, услышанную в машине мелодию, как и к барону Врангелю, я уже шла одна. С немецкой стороны несколько раз выстрелили, и я помахала белым, пахнущим французскими духами, платком.
«Рыжий конопатый бюргер, принюхавшись к платку, скривив рот, завопил: О, Коко Шанель, я воль»
Из первого окопа появился долговязый белобрысый солдат Вермахта. На ломаном русском языке, немного заикаясь и улыбаясь, он выдавил из себя: девочка, ты выбрала не самое подходящее место для прогулки. Здесь война! Как по команде из окопа выскочили крепкие немецкие парни, и княгиня оказалась в их кольце. Одни хохотали ей в лицо, другие протягивали руки, а рыжий конопатый бюргер, принюхавшись к платку, скривив рот, завопил: О, Коко Шанель, я воль.
В образе зарвавшегося солдата она увидела глаза Марии Магдалины, в которых прочитала так необходимые ей в данной ситуации слова: я с тобой! Смелее, увереннее и громче. Я помогу! На чисто немецком языке, княгиня невольно громко выкрикнула: achtung4, я княгиня Голицына! Доблестные солдаты Гитлера, гостей Третьего рейха так не встречают.
Наступила психологическая пауза. Солдаты опешили…Вдруг расступились, перестали смеяться, поправили ремни и опустили руки. Всё тот же рыжий солдат, ехидно восхищавшийся парфюмом, видимо oberschutze5, виновато и уже на вы, произнёс: извините, фройлен! Подбежавший молодой русоволосый обер-лейтенант короткой неуставной отрывистой командой отправил солдат на позиции и, наспех поправив полевую форму, вытянулся в струнку и отдал честь: sehr geehrte Frau, Голицына!6 Bitte schoen7, как доложить в штаб соединения, куда вы держите путь и к кому?
Княгиня, не торопясь поправила на груди золотую цепочку с фамильным крестиком, повязала шарф на шею и, строго посмотрев прямо в лицо немецкому офицеру, тихо и спокойно ответила:
- В Берлин, к фюреру!
Проснулся Юрий. Во время ужина разговор зашёл о поэзии. Особенно разгорелась дискуссия по выражению Г.Нжде: «Убейте музыку и поэзию, и наш мир превратится в свинарник».8
Около двери Голицына улыбнулась: всё, господин капитан, разговор закончен, почти. Вы не задали ни одного вопроса, похвально…
В Берлине я пробыла несколько дней и общалась с высшими чинами Вермахта. Я знаю, вас мучает два вопроса. Первый вопрос не сложный, а архисложный, но я на него уже ответила, повторюсь: кто я, помню и почему так поступала, и ради чего тоже помню. Знаю всю правду, «всё знаю, но этого своего знания – знать не хочу». Второй вопрос простой: домой я добиралась просто, - на глазах у княгини появились слёзы, - очень просто… “Облаками Родины!”
Я люблю в воздушной ванне,
искупаться до зари,
Это для душевной раны
Лучше, как не говори.
От простора и от воли,
Где дождливой тучи дом…
Небо – это тоже поле
В русском ситце голубом.
И на нём живут берёзы,
Когда с ними Русь на ты,
На глазах от счастья слёзы,
От величья простоты,
Хоть тропинки все знакомы
И вслепую пройдены,
Но всегда дорога к дому,
Облаками Родины!
4.03.91г.
Послесловие.
Содержание главы не требует анализа историков и сравнения её фактуры с архивными данными. Беседа, записана в дневниковом варианте много лет спустя. Главное, на что было акцентировано внимание княгини: на отношение к ней, как к имперской особе, простых людей и лиц, разных по чину, в разные эпохи. Основные моменты рассказа, в сокращенном и упрощенном варианте, в авторской интерпретации, до читателя доведены. Бестактно и глупо было бы сейчас задавать вопросы, и заниматься какой-либо оценкой и разбором всего случившегося. Ясно одно: хрупкая девочка, после убийства двух её братьев за отказ работать на коммунистов, попала под жёсткий и кровавый каток Красной машины. На протяжении всей своей нелёгкой жизни эта образованная, религиозная женщина гордо несла своё родовое звание и всецело служила Родине.
Автор преклоняется перед преданностью, стойкостью, храбростью и патриотизмом русской княгини и сегодня, как офицер, он вновь отдаёт ей честь, как и при первой встрече, отдавая, таким образом, дань её светлой памяти.
08.02.2017г.
Фото. «Здравия желаю, господин русский офицер. Если не ошибаюсь, Юнна». Термез – 1991г.
1В ночь на 8 ноября, вверенными войсками, Фрунзе ударил не на Чонгарском, а на перекопском направлении и овладел Литовским полуостровом, а 9.11.20г. Красный флаг уже развивался над Перикопскими позициями. Стратегия операции, после изучения обстановки передовой и анализе разведданных, была выбрана точной и правильной.
2Девиз рода Врангелей: Сломишь, но не согнёшь. Перевод записки: род Врангелей, от рода Гедиминовичей, приветствую! Голицына
3 «Встречный марш» – Марш Российской Императорской Гвардии – “Петровский” марш Лейб-гвардии Преображенского полка. Авторы неизвестны.
4Внимание (нем.)
5Старший стрелок (нем.)
6Уважаемая госпожа (нем.)
7Пожалуйста (нем.)
8С. Мачкалян. Беседы с Гарегином Нжде. Памятник к 125-летию Нжде. Ереван – Краснодар, 2012.С.37.