На видимый мир наступает рассветное утро
отыгранной звёздным оркестром прелюдии вместо,
сначала почти что беззвучно, невнятно и мутно,
потом разгораясь мелодией мощи небесной,
привычно и буднично для примитивного слуха,
похоже на гул от бубнящих в соседней палате,
чайковские плачут и моцарты щёлкают сухо
ветвями замёрзшего леса таёжных галактик,
и льётся гармония от неопознанной бездны
огромных пустот к появлению мелких вибраций,
и шепчет слова миллиардами глоток нетрезвых
о том, чего нет и о чём не судьба догадаться,
сочится с небес через толщу слоёв атмосферных,
от гор отражаясь, глубин и от мелкого тоже
с какой-нибудь целью существенно важной, наверно,
и без утверждённой концепции планов, быть может.
А где-то в совсем предпоследнем ряду или дальше
глухой персонаж размышляет умом человечьим
и пробует петь, соответствуя собственной фальши,
никак потому что ему по-другому и нечем,
и ждёт результатов, которых де-факто не будет
в замесе, где фразы размеров и нотные числа,
сплавляя таким же, как он, одноразовым людям
сумбурную версию звуков коряво нечистых, -
и ладно бы просто для скорости темпа и ритма,
и ладно бы тем, кто хотя бы на уровень выше,
а так - это значит ломиться туда, где закрыто,
с паролем, который никто никогда не услышит