Мартовская сумятица. Грусти бледный букет.
Солнце нахально пялится, ветер влачит пакет.
Дни друг за другом катятся, вечер трагично пуст.
Шелест четвёртой пятницы, – капли стучат, как пульс.
Он не придёт из шахты, – вскрикнет стеклянный лёд.
Будут соседки ахать, – сын его утром найдёт.
Ночь. Не дошёл до дома, жизни лишили в логу, –
Скудной зарплаты шахтовой хватит на перекур.
И озерцами крови стынут гвоздики кругом,
Ссадины возле брови старый отметит дом.
Приторные гвоздики, павшие по углам,
Телом своим поникшим, словно текут из ран.
Вдовье лицо белеет... Нет на глазах больше слёз.
Заледенели нервы, всхлипом почил вопрос: –
Как же семья, и дети будут расти без отца?
За беспредел кто ответит? – Снова "глухарь" – адресат!
Чернополосица жизни, скорбный у горя удел,
В небе, в просвете синем, лезвием луч зардел.
Март во дворе расплакался, слёзы – в ледовый паркет,
Плачет последняя пятница. Жив ритуальный букет.