Как ожидаемо шатка швартовка у пирса мола Буэнос-Айреса.
Как выживаемо всё и небесно в воде провожадно-заморской...
Как же постичь мне всё это?.. У мола привычек шатаюсь я
Замоскворечьем. И виски все мои всё в той же московской извёстке.
Артюр Рембо уберёг своё лето в аду и корабликом пьяным в торгашестве призраком скрылся.
Что же мне делать-то со всем этим, Буэнос-Айрес?
Может быть, мне всё это сложить, как стихи и крылья, в твои алюминиевые закрылки?
Как сложноподчиненно-то всё в том, о чём никогда не напишет Маркес.
Брею самолётиком, брея щетину щёк. Смотрю на тебя в зеркало и жду удар гонга.
Buenos dias, Айрис! Корабль плывёт неброско. Ты помнишь тот фильм, где корабль дураков плывёт?
Я на нём доплыл со всею твоею расчётливой ревностью почти до самого Гонконга.
Вот теперь швартуюсь и расшаркиваюсь перед тобой, по привычке вжимая в себя свой тощий живот.
Я не дослужился до чина полковника, и ты мне всё пишешь и пишешь.
Не сердись на меня разгромно как Нельсон. Я всегда ведь швартуюсь дерзко и жёстко.
Ты согреваешь мои мускулистые плечи всё тише, и тише, и тише.
Ты знаешь, а я до сих пор ненавижу Маркеса со всеми его шлюхами... Вот как!
Подожди ещё немножечко. Хорошо? Полотенце на вешалке. Томик Рембо весь в закладках.
Не торопись же ты! Ты же ведь так озябла, Айрис...
Ты дрожишь на моём плече, как осиновый лист, ни шатко, ни валко.
Ты ведь знаешь, что я тебя очень люблю. Потому-то и злюсь на тебя. Потому и не мил мне чужой наш Буэнос-Айрес...
17 февраля 2017