Солнце нищих ещё не погасло.
Пробираюсь наощупь, бреду,
растекаюсь и таю, как масло,
ощущаю себя, как беду,
как игрушку гигантского горя,
что раздвинуло ширь, словно море,
и себя самого не найду.
Солнце нищих и воды озёр,
а не моря, как сказано выше.
Иссушил я себя и припёр,
пригвоздил к прохудившейся крыше
мира сонного, ветхого, в днях
полинявшего. Что ж тут осталось?
Горстка пепла и ржавая гадость,
что является в утренних снах.
Хлеб насущный? Но чем он насущный?
Тем, что брюхо на время заткнёт
и позволит ночей недолёт
исправлять грудой будней докучных?
Что душа сможет плакать и ныть,
не смущённая резью в желудке,
или с робкой надеждой парить
две минуты, наверное, в сутки?
Солнце нищих на крыше видней.
Утомлённое, древнее пламя.
А внизу стынут трупики дней.
Их хоронят в земле вечерами.
А туманов клубящихся дымка
вдалеке закрывает обзор.
Акварельную эту картинку
охватил отрешённый мой взор.
Солнце нищих меня не ласкает.
Крыша мира уже не манит.
Кто там души на выгул пускает,
ветром синим по сердцу сквозит?