Вначале было слово «вы»
в багетном золоте приличий.
Без предисловий, без канвы.
Язык обыденный, не птичий.
Но в самых недрах, в толще фраз,
на остриях шестых предчувствий,
из тени рук, фантома глаз,
нечёткой формой безыскусной,
наплывом, сапой среди тьмы,
вдруг, занялось торфяным дымом,
словесной, зыбкой пылью – «мы».
И, разрастаясь вверх незримо,
враз полыхнуло с высоты
и ясно выткалось запретным
постбрудершафтным, дерзким – «ты»,
и рваным, магниевым светом
всё затопило до краёв,
неудержимо выгорая,
сжигая тонны главных слов,
стремясь к погибельному краю.
И неизбежно схлынул жар,
а в центре светоугасанья
чумою затемнела ржа
недуга недопониманья.
Вширь поползла, стирая «мы»,
сминая «нас», уничтожая.
И таял свет в огне чумы,
а тьма от края и до края
всё заливала.
Вне канвы,
без предисловий, коды, строго
вернулось белым пеплом «вы»
в шунгитной рамке некролога.