В начале 90-х старшим диспетчером Министерства чёрной металлургии УССР работал Фёдор Яковлевич Анцибор.
Его давно нет на свете и упоминаний в Сети о нём я тоже не нашёл, а между тем Ф. Я. Анцибор человек-легенда.
Сухонький старичок метр шестьдесят пять, в очках с двойными линзами в роговой оправе. Волосы все сохранились, но абсолютно седые.
Умер он на работе в возрасте под 90. Не имел признаков склероза, до конца живой и подвижный.
Я 15 лет работал в металлургии, и редкий день обходился без упоминания фамилии Анцибора.
Она звучала на шахтах, заводах, в министерских кабинетах Москвы – Анцибор был везде.
«Анцибору сказали? У Анцибора спрашивали? Что он ответил?», – при малейшем кризисе и по любому поводу.
После его смерти должность упразднили, а диспетчерскую ликвидировали – заводы и шахты давно были частными, стали хранить секреты и роль Министерства изменилась, но уволить живого Анцибора никто не решался.
В последние годы Анцибора металлургия сохраняла видимость, а скорее иллюзию единого руководства только благодаря его личному авторитету – ему никто не смел отказать.
Анцибор помогал одним частным заводам за счёт других частных заводов с другими владельцами, но заподозрить его в корысти было невозможно.
В 25 лет я не мог себе представить, что я когда-нибудь увижу Анцибора, поговорю с ним. О чем!?
Разве боги разговаривают с людьми!
Но случилось так, что мне даже удалось взять у него интервью.
Компьютеров тогда ещё не было.
Анцибор в возрасте за 80 лет в нарукавниках поверх серого костюма в широченном галстуке по моде 70-х сидел в Донецке в кабинете вместе с двумя женщинами средних лет в светлых вязаных кофтах и чёрных юбках.
На старинном огромном общем столе перед каждым из них лежала простыня с типографской сеткой.
Они втроём вели суточный график отгрузки всего рудно-металлургического сырья в Украине.
Десятки заводов и фабрик, горно-обогатительные комбинаты, Вторчерметы, морские порты и узловые железнодорожные станции были нанесены как строки, а столбцами в сетке были часы суток.
Сотня строк и 24 столбца, куда заносились нитки графика.
Перед каждым из диспетчеров стояло несколько телефонов, у старшего – больше.
Я очень удивился тому, что Анцибор сам чертит нитки на бумаге.
Звонил один из телефонов.
Анцибор поднимал трубку. Что-то помечал в блокноте.
Затем прикладывал короткий огрызок деревянной линейки и проводил карандашом наклонную нитку от пункта отправления к пункту назначения, брал цветной карандаш и надписывал наименование груза и цифры количества вагонов.
Глаза его, огромные через двойные стёкла очков, становились ещё больше и блестели, на лице отражалось блаженство.
Начиная чертить очередную нитку, Анцибор высовывал наружу кончик языка и начинал втягивать язык обратно.
Линия на графике удлинялась, а язык Анцибора укорачивался.
К моменту окончания линии язык полностью возвращался на место.
Надписи Анцибор тоже делал с явным удовольствием, но язык уже не высовывал.
Я обсудил с Анцибором какой-то вопрос и спросил его, давно ли он ведёт графики.
Оказалось, что после фронта в 1945 году он был назначен диспетчером, сам придумал график и с тех пор каждый день его ведет.
Восстанавливались и строились новые заводы, открывались новые шахты, станции и порты, – в какой-то момент Анцибор перестал успевать.
Появился второй диспетчер, а потом – третий. Анцибор стал старшим диспетчером.
У меня получилось, что он вёл график 55 лет.
В течении этих 55-ти лет он не просто фиксировал события, но влиял и в определённой степени даже ежедневно управлял десятками струй вагонопотоков на крупном транспортном полигоне – одном из самых загруженных в мире.
После приватизации роль Анцибора как управленца стала падать, повторюсь, а статистика была слишком скучна для него.
Ф. Я. Анцибор ушёл в историю вместе с государственной функцией распределения в металлургии, но не зря при малейшем кризисе этой функции и по любому поводу в течение полувека от Москвы до самой забытой богом шахты звучало: «Анцибору сказали? У Анцибора спрашивали? Что он ответил?»