Кровь впиталась в доски эшафота.
Старый ворон, проводник смертей,
Криком голосил созыв народу:
“Казнь вот-вот! Идём! Идём! Скорей!”
Люд пришёл, стояли даже дети.
А седой палач, точил топор
Приводивший много раз на свете
В действие судейский приговор.
Все стояли. Ворон сел на плаху.
Мир затих. Повисла тишина.
Шёл спокойно, человек без страха,
Но при этом был он без лица.
Обвинённый! Враг всего народа!
Жалкий смертный! Каина сам сын!
Он посмел противоречить Богу,
Возомнив себя отныне Им!
За грехи и суд, что без закона,
К смерти стал теперь приговорён,
Тем владыкой с золотой короной,
Через силу, что занял свой трон.
Перед плахой встал он на колени,
Взгляд свой гордый, устремив в толпу.
Он смотрел без доли сожалений
И совсем не чувствовал вину.
И в толпе нашёл лицо родное,
Сын его, смотрел, не пряча глаз,
На лицо отца, немолодое,
Видимо, теперь в последний раз.
Взмах! Удар! Палач закончил дело.
Взмах! Удар! Виновный был казнён.
От него осталось только тело,
Что навечно погрузилось в сон.
Но виновным никогда он не был.
Просто оказался вдруг не там,
И теперь лежит под синим небом,
А убийца ходит по гостям.
Ведь чиновник он, ведь он вельможа.
Пьёт всегда игристое вино.
Всё вокруг всегда ему пригоже.
Жизнь других не значит ничего.
Он казнил невинного деньгами,
Заплатив свидетелям, судье.
А теперь сын с горькими слезами,
Плачет дома о своём отце.
По одёжке судим мы так часто,
Не обдумав, кто всему виной.
И среди, всего лишь двух контрастов,
Выбор наш, неправильный порой.