Осенние листья
А каждый лист наперечет,
Скупой итог осенних хроник.
А каждый день как посторонний,
Лишь календарь листок обронит –
А каждый лист наперечет.
И перехватывает дух
От мотылькового круженья.
Но лист сиреневый заденет –
И дышишь «Белою сиренью»,
И перехватывает дух.
Мертвый сезон
Стояли дни сезона на распутье,
Бросало море волны вразнобой,
Портовый ветер танцевал с листвой
И рассыпался под ноги: «Забудьте
О том, что цвет имели города,
Названья дни и невесомость шторы».
И падал лист, как летняя звезда,
А ночью снился падающий город.
А за окном горело, что должно
Гореть и падать, и опять, сгорая,
Держать звезду, и город, и окно,
И улетать, как дым, не отпуская.
Мелом
Ты заходил и не нашел,
А я стояла и смотрела,
Как незнакомый человек
Обводит взглядом помещенье.
Примерно так обводят мелом
Места печальных происшествий.
Мы даже думали примерно:
«Она сегодня не видна».
Наверно, я была бледна.
Как происшествие, наверно.
Визави
В отсутствии любви,
В безвыходности веры
Мы с вами, визави,
Лжецы и лицемеры.
Нам чувств не расточать,
Нам обольщать словами,
Нам проще описать
Не прожитое нами.
Клеймит одна печать
Великого уродства.
Нам не дано прощать
Мучительного сходства.
Катится слово
Катится слово на север, на юг,
Катится яблоком, катится сливой.
Свойство счастливое всех несчастливых
Падать в объятья любые: «А вдруг…»
Вдруг – не любовь, но уже собеседник.
Вдруг – камертон, резонатор, ответ.
Так безнадежно горит пустоцвет
Летнею краской под ветром осенним.
Домино
Они готовили побег,
Сдирали завязи и метки.
Еще не мыслил человек,
Но умножался сумрак едкий,
Но, безразличьем заболев,
Неслышно умирали чувства.
Лгало врачебное искусство,
Как все искусства на земле.
Легла костяшка пусто-пусто.
Уснула рыба на столе.
О другой
Это ветер, которого нет,
На рассвете деревья листает –
Полувдох, полутень, полусвет
И стена абсолютно пустая.
Дорогая моя. Дорогой.
Это снежная память чужая,
Запрети ей стоять под стеной!
Уложи ее спать и укрой,
Укачай в колыбели гранитной,
Пусть ей спится на каменных плитах,
Глубоко ли ей спится зимой?..
Сколько сердце послушно гарцует,
Сколько губы невесту целуют
И не помнят, не помнят другую!
Прикажи им забыть о другой!..
Змея
Перчатка тонкая сползает по руке,
Рука неслышно сбрасывает кожу.
Кто со змеей знаком накоротке,
Ее сегодня может уничтожить.
Она коснется пальцами виска –
И передразнит зеркало движенье.
Когда в лицо смеется отраженье,
Оно всегда смеется свысока.
Там за дверями ждет спокойно тот,
Кто заказал стакан змеиной крови.
Сейчас перчатку зеркало обронит.
Сейчас она улыбку подберет.
Автодорожное
Надо же, как стучит.
Август, обычный град.
Сердце мое, молчи,
Не отвечай впопад.
Это гроза в пути,
Мокрой рубашки бред.
Сердце, не колоти,
Не закричи в ответ.
Просто дорожный тик,
Летний горячий лед.
Я ведь скажу «прости».
Это гроза, пройдет.
Сверчок
За полночь. Звезды. Тихо-то как…
Только стрекочет сверчок безутешный.
Я бы с тобой поделилась надеждой,
Я б отдала, как последний пятак.
Ты бы играл на шарманке потешной
Грустно и сладко, горько и нежно.
Тише, сверчок, посидим просто так.
Пеликаны
В. П.
А птицы летят, как бы ни было, птицы летят,
Наверно, кричат – но к утру говорят о погоде.
Слепые скворечни с открытыми ртами стоят,
Наверно, зовут – и дожди перехожие входят.
А город рассыпанных листьев умрет от тоски,
Умрут без любви телескоп и принцесса Бурунди,
Оставят глаза протекать на ветру фонари,
Пусть улицы спят, как попавшие в сеть пеликаны.
Я буду смотреть на дорогах подхваченный сон,
Как будто им спится, нелепым стреноженным птицам.
Улица такая
Гуляют улицы и здания,
И где-то тут среди прохожих
Идут мои воспоминания
И кто-то на меня похожий
Идет, помахивая сумочкой
И каблучки переставляя.
А улица такая шумная,
Большая улица такая.
Персики
Приморский полдень. Завтрак. Воскресенье.
И девочка, и персики, и с краю,
Не по картине, так, по настроенью,
Немного синего и чайка пролетает.
А вот и я, и удочка с ведром.
Какие рыбы! Покати шаром.
Какие рыбы в мире золотом…
Первому ливню
Первому ливню подставишь ладони,
Падают капли, задержишь – обронишь.
Падают письма, кленовые листья,
Падают в снег виноградные кисти.
«Любит – не любит» – «Жили да были»,
Лебеди-гуси счастье носили.
Счастье носили, платье кроили,
Вот и рубаху белую сшили.
«Будет – не будет» – «Облаком станем»,
Вот соберемся в белые стаи.
Падают слезы в руки счастливых,
Русское счастье шьют из крапивы.
Белые лебеди, крики вороньи.
Первому ливню тянешь ладони.
Облако
А тишина… И вправду тишина,
Огромная, как впадина морская.
А город, нет, не спит, но замирает,
Идет ко дну и не находит дна.
По-над волною облако плывет,
Нет, Моби Дик плывет над рыбаками.
Плывут сверчки, что будет со сверчками,
В них тишина без жалости поет…
Ее смычки отчаянно легки,
Наверно, так поют и провожают,
Когда всего пол-облака до края
И голубое море у руки.