Дневник наблюдателя ОБСЕ
«…приблизительно 70 жителей Горловки окружили международных наблюдателей, и «они были явно расстроены и высказывались агрессивно».
При этом некоторые из присутствующих даже угрожали ОБСЕ физической расправой.
…наблюдатели вынуждены были поспешно уехать, когда кто-то из толпы сорвал флаг ОБСЕ с их автомобиля и бросил на землю.
…об этом идет речь в новом отчете Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ, обнародованном накануне после посещения Горловки».
Дневник наблюдателя ОБСЕ
Утром, проснувшись, наблюдал на востоке рассвет.
Наблюдая за собственным завтраком, просматривал Интернет.
На форумах наблюдается нервозность.
Выехал на полевые наблюдения.
Наблюдаются перестрелки.
При моем появлении наблюдаются обстрелы моей машины с обеих сторон.
Прибыл в Горловку. Наблюдаю группу горожан, среди которых наблюдается расстройство и агрессия.
Наблюдаю агрессию в мой адрес.
Наблюдаю своё бегство из Горловки.
Наблюдаю обстрелы своей машины с обеих сторон.
Наблюдаю свой ужин в гостинице.
На западе наблюдаю закат.
Наблюдаю свою рефлексию. Фиксирую её.
Кто я? Всего лишь наблюдатель. Мне запрещено давать оценки, проявлять эмоции.
Я только фиксирую. Иногда мне кажется, что я высшая наблюдательная инстанция. Нет никого больше, кто наблюдает здесь.
У людей есть всё, чтобы жить и любить, а люди не живут, не любят.
Тысячу лет назад казалось, что у нас есть Учение о любви. Достаточно проповедовать его в каждом городе и селе и люди будут счастливы. Не получилось.
Проповедники оказались обычными людьми со всеми их слабостями.
Сто лет назад казалось, что писатели-гуманисты сформулировали всё, что необходимо для счастливой жизни. Достаточно ликвидировать безграмотность, научив людей читать и счастье наступит.
Не наступило. Читатели оказались обычными людьми.
Десять лет назад казалось, что если каждому дать компьютер и доступ в Интернет, то счастье неизбежно. Люди доброй воли соединят свои силы в социальных сетях и выступят против невежества единым фронтом. Не получилось – интернет-пользователи оказались людьми.
На что теперь нам надеяться? Всё сказано, прочитано, всё обсуждено на форумах.
А люди по-прежнему стреляют друг в друга, а когда видят нас, то обращают на нас свой гнев.
У меня одна надежда. Людям стыдно перед нами, наблюдателями их позора. Стыд перед наблюдателями – это последнее на что можно надеяться.
Люди не осознают причину своего гнева к нам, но я понял сегодня: пока люди способны ненавидеть нас, наблюдателей, надежда не умрёт.
Человек способный ненавидеть себя в зеркале не погиб.
Разбив зеркало, уничтожив своего главного врага – себя самого, человек остаётся один на один со всем миром и понимает по-настоящему, что за ним никто не наблюдает.
Я не позволю разбить зеркало. На моё место придут другие.
Мы будем за вами наблюдать. Так и знайте.
Наблюдаю усталость. Наблюдаю свой отход ко сну. Наблюдаю первый сон.
Вера Павловна, дорогая!
* * *
Я взял сто долларов купюру
Облюбовал её сердечно
Всего-то полгода назад
Она была бы восемьсот
Украинских гривень
А теперь за Бенджамина Франклина
Дают четыре тысячи гривень
Я куплю себе на них
Много сахара и муки
Которые подорожали с тех пор на четверть
Я принесу продукты в дом
И спрячу от людей
Как прятал доллары но более надёжно
Всё же доллары мне было прятать в морозилке
Где хранят деньги три четверти богатых
А четверть за ванной у стены подальше
Но ведь не знаешь лежат ли они за ванной ещё
И станешь на колени почти ляжешь
И рукой глубоко за ванную тянешься
Нащупаешь и рад что деньги целы
А мука и сахар вот они стоят перед глазами
Не нужно кланяться американскому президенту
Америку люблю я мало
Люблю свою страну широка она родная
Много долларов можно в ней спрятать
Я другой такой страны не знаю
Где так много можно запасти муки и сахара
И ещё много места останется где можно
Так вольно дышит человек
* * *
Пока ты жуешь рыбу сибас
В московском ли киевском ресторане
Я расскажу тебе про Донбасс
Где остались последние могикане
Клич боевой издают могу
А хочу нельзя только могу и надо
Донбасян ничто не согнет в дугу
Ни война ни полная их блокада
Назови резервация все одно нипочем
Как индейцу в засаде стадо бизонов
Гордый взгляд топор и лицо кирпичом
Пугачева так не споет Кобзону
Знал бы ты какие у них духи
Как черны их ночи ты б там остался
На худой конец сочинял стихи
Краснокожий черт могикан Донбасса
* * *
Хотелось знать, кто носит почту
маршрут не помнить в похбюро,
живя не горько и не срочно,
макая в синеву перо.
Спросить почём с утра капуста,
откуда возят беляши,
и как фонарь мигает тускло –
об этом тоже напиши.
Добиться премии квартальной,
бригадный поддержать подряд,
помывшись по субботам в бане,
попить пивка, идя назад.
Снискав доверье партактива,
врать – недостоин я пайка.
А так всё именно и было,
когда в Афган ввели войска.
Под угрозой отключения swift
Самой страшной угрозой для них была угроза отключения Свифта.
У них постоянно крутили Гулливера в стране лилипутов, Гулливера в стране великанов и Дом, который построил Свифт.
Они понимали, что эти фильмы их единственная надежда на спасение.
Говорящие разумные лошади гуингмы, человекоподобные йеху, они собирались в группы, а часто семьями или поодиночке , они смотрели Свифта, потому что читать они разучились.
Не вполне ясно, но все они понимали, что Свифт это их последний шанс.
Под угрозой отключения Свифта они склоняли свои гордые головы.
"Неожиданно громовой раскат закончился звоном разбитого стекла. Камень, брошенный с улицы, влетел в одну из комнат большого дома, принадлежащего Джонатану Свифту.
Любопытные лица прильнули к стеклам, но тут же со смехом отпрянули, — в комнате появился дворецкий Патрик, мужчина средних лет с бесстрастным лицом. Бросив негодующий взгляд на окна, он взял веник и совок, начал сметать осколки стекла.
Следом за ним в комнату вошла домоправительница Ванесса. Подойдя к бюро, достала оттуда журнал, перо…
— «Пятое октября. В доме Джонатана Свифта разбито оконное стекло», записала она.
— Осмелюсь добавить: четвертое за неделю, — сказал Патрик.
— «…Четвертое за неделю…» Как вы думаете, Патрик, кто это мог сделать?
— Наверное, йеху… Или кто-то из гостей.
— В доме много гостей? — спросила Ванесса.
— Как обычно, — пожал плечами Патрик.
— Кто именно?
— Я не всех знаю… Великан Глюм… Потом этот человек с летающего острова… Лошади…
— Гуигнгнмы, — поправила Ванесса, тщательно произнося это сложное слово.
— Гу-игн-гнмы… Я же объясняла.
— Да. Да. Гу-инг-мы, — повторил Патрик. — Потом этот, который живет вечно…
— Мистер Некто?"
В телевизоре должно быть всё ужасно
«В телевизоре должно быть всё ужасно: и сюжет, и герои, и журналисты, и голос», – говорю ему.
«Объясни мне, что такое телевизор», – попросил.
Объяснить я не смог, но показал.
Он смотрел три дня, не отрываясь, а сегодня с утра тряхнул бородкой, блеснул пенсне: «Тем более, – говорит, – в человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».