***

Детство считают к жизни лишь подготовкой.
Мне вот уже за тридцать, и что теперь?
Вновь поджимаю губы, когда неловко,
также не полагаюсь на слово «верь».

Что-то читая, лезу в конец сюжета,
сразу, как проясняется, кто герой.
В августе начинаю тоску по лету,
в пику родству, Кристину зову сестрой.

Вряд ли судьба могла изменить уставу.
Что же случилось важного наяву,
чтобы могла сегодня сказать по праву:
«Игры закончены. Я, наконец, живу»?

Школа сменилась ВУЗом, а он работой.
Новые декорации прежних тем:
я – все пять дней живущий одной субботой,
крайне проблемный винтик гнилых систем.

Прячусь в стихах от сволочи и невежи,
радуюсь с теми, кто заслужил успех.
Кажется, улыбаюсь немного реже,
впрочем, теперь и детям не свойствен смех.

Крутится шар земной и листает главы
судеб людей, как летопись бытия.
В чём-то мы трусы, где-то порой неправы,
а иногда – герои, и ты, и я.

Разве тому, кто ранее мной обижен,
возраст поможет в сердце стереть тот след?
Детство и старость, видно, друг к другу ближе,
чем иногда казалось в пятнадцать лет.

Нам до поры не видится перспектива.
Выйдя из серых рамок своих квартир,
дети не так боятся локомотива
перед собой, которому имя – «Мир».