- Я даже скучал.
- Это невыносимо.
- Снова видеть меня? – Он поднялся с места и подошел к окну. Красная звезда медленно, словно бы никуда не торопясь скрывалась за горизонтом, уступая место темноте, которая должна была смениться, в свою очередь, уже синей звездой. Его зрачки блеснули в наступившем мраке, и я отвёл глаза, не в силах больше терпеть. – Не ты ли отключил аннигилятор?
Мы вновь встретились взглядами. В этом госте было что-то такое, чего не было у предыдущего, тогда, много лет назад. Я постарался вспомнить того, ласкового, но вновь больно ударился о стену совести, что захотелось выть.
- Это я по тебе скучал, - выдавил из себя я, сжимая в руках его медальон смерти. Настолько скучал, что прилетел сюда, настолько, что выключил аннигилятор, в надежде увидеть… - Не смог находится дома, зная, что никто туда больше не придет.
Он молчал, и тут, я наконец-таки понял, что было не так. Как для гостя он знал слишком много – фантом памяти не должен был знать про аннигиляцию, и ощущать себя не воспоминанием. Я хотел было спросить напрямую, но он ответил, по-прежнему не глядя на меня:
- То, что вы называете океаном не знает вашего языка. Ему повезло, что ты вернулся, а я, точнее, тот кем я являюсь – знает язык. Океан не понимает, что такое прощение, и что такое прощать, твой человек тоже долго не понимал, но теперь я могу... – Он повернулся, и я увидел вселенскую усталость в этих родных-чужих глазах. – Я прощу прощения, за неудачный эксперимент. Ты знаешь за какой. Океан учится.
Он вновь отвернулся к окну. Я успел заметить, что за несколько километров от станции с черного илового дна медленно росла вверх симметриада. Я подошел ближе, разглядывая длинные, узорчатые отростки, всё еще боясь дотронуться до его плеча. Я протянул ему жетон, и он, не глядя, принял его, возвращая его себе на шею и пряча за воротом куртки. Тяжесть не спадала. Симметриада за какие-то несколько минут достигла своего максимального роста и застыла, покачиваясь по воле космического ветра. Мы наблюдали за ней, пока он не выдохнул, абсолютно по-человечьи, и не попросился курить.
Я вытащил ему пачку из кармана своей куртки, и мы покинули комнату вдвоем, хотя он заверил меня, что с недавних пор вполне может существовать в одиночестве достаточно долгое время.
- Океану нравится твой человек, - гость пожал плечами, быстро шагая по коридору. – Он не забудет его образ, так что тебе не о чем беспокоиться.
«А вдруг, забуду я?»
Словно читая мои мысли, он остановился посреди прохода, и опять же (чёрт!) по родному задумчиво провёл рукой по шраму на шее:
- Но если ты захочешь, то всегда можешь использовать аннигилятор…
Тут я уже не выдержал и обнял его. У фантома были тёплые и дрожащие руки (он всегда волновался, когда к нему кто-то прикасался), напряженная спина и пустота в глазах. Мне хотелось что-то сказать ему, как-то его успокоить, но все слова были бы ложью, а образы – блажью, поэтому я просто покрепче стиснул его в объятьях, касаясь губами волос, таких же настоящих, как и он.
Я не запомнил как отпустил его, где мы курили в два лица: одно настоящее, а другое почти настоящее, и как и зачем мы дошли до шлюза, и очнулся только тогда, когда он вручил мне в руки костюм для выхода за пределы станции.
- А твой где?
Впервые за всю эту сюрреалистическую эпопею с фантомами, океаном, жизнью и смертью, он улыбнулся.
- Давай не будем забывать.
Я хотел сказать, что мне нравится видеть его таким, но промолчал, молча следуя за ним на смотровую площадку.
Станция пустовала несколько месяцев. Последние соляристы должно быть покинули её после очередной бури в океане, которая умудрилась снести половину научного блока в щепу. Океан пожрал всё, до чего смог дотянуться, не знаю, утянул ли новых людей. После событий почти сорокалетней давности – аннигиляторы находились на всей станции и управлялись командами с капитанского мостика. За сорок лет, никто больше не выключал их, и гости не приходили. Посланцы океана.
Мы стояли на смотровой, разглядывая появление синей звезды – сначала почти призрачное сияние, потом – яркая голубая лунка, освещающая черный ил в цвет воды с планеты Земля, на которую, мне казалось, я уже никогда не вернусь. Лучи планеты попали на виднеющийся уголок симметриады, и она, затрепетав отростками окрасилась в небесно-голубой. Это было похоже на сказочный сон, если бы не моё тяжелое дыхание в скафандре, и не его полуулыбка на бледном, усталом лице.
- Сколько у нас есть времени? – Он оперся на ограждение локтями, ведя пружиной по полу. Наверняка, наощупь, протез был такой же металлический и холодный, каким он был и при жизни.
- Вечность. У нас всегда была вечность.
Я не запомнил, сколько мы стояли на той площадке старой, заброшенной всеми станции. Мой личный фантом, мой личный призрак улыбался так много, сколько не улыбался при жизни, и этого было достаточно, чтобы я забыл, что меня ждут дома.
Он всегда говорил, что где находился я, там был его дом. Мне кажется, это работает и наоборот.