Троллейбус, сморщив нос, пересекал
Заплёванный апрелем перекрёсток.
Светили фонари, но их накал
Лишь только то и освещал, что россыпь
Замученных снежинок.
Ничего не видно, кроме собственного страха
Сойти с ума. Испугана луна,
Кран вознесён над нею, как над плахой.
Воскресный вечер. Как всегда, мороз.
Зимой, весной ли, время года вечно
Одно и то же, календарь примёрз
К отметке ниже таянья. На встречных
Лицах различим оскал, и взгляд
Неуловим, и губы сжаты,
И трубы, как конвойные, стоят
На всём периметре, как будто виноватых,
Как будто осуждённых стерегут:
Здесь пропускной режим, и турникеты
Зубами лязгают, а люди в них бегут,
А может и не люди вовсе это,
А призраки умерших каторжан,
Закованных по два в реестр острожный,
Где каждый бы – сбежал, сбежал, сбежал!
Но цепь крепка и бегство невозможно.
И бегство невозможно никуда,
И каждый знает это: под запретом
Здесь сны о том, что есть же города,
В которые заглядывает лето
И щурится с небес...
Бледнеет смог,
Наш Бог, длань сизая над нами.
Троллейбусы плетутся на восток
Вперёд рогами.