Неотправленное письмо

Ландрасек Пшукни
                Небольшая преамбула.. Письмо это было найдено  в умершей
                деревне, в полуразрушенном доме без крыши, каковые стали ныне
                обычной картиной Российской глубинки. Автор его пишет бывшему
                жителю этой деревни, уехавшему в город, и, как следует из
                контекста, ставшему переводчиком. Написано оно было, как
                явствует из того же контекста, не позже 2013 года...
                Но письмо, поскольку было найдено при таких обстоятельствах,
                так, вероятно, и не было отправлено адресату, по теперь уже
                неопределимым причинам...
                I
В столице шум, гремят витии,
развод справляет президент,
а здесь, во глубине России,
не едет в стройотряд студент.
Сосед с соседом не судачит,
а у правленья председатель
забравшись в свой казенный джип
ругает прОклятую жизнь.
И вечерами не пылит,
в деревню возвращаясь, стадо
здесь всяк решил : «Оно мне надо?
А молока мы купим литр!»
Не в курсе ты? Немудрено,
коль не был дома ты давно.

                II
Да, Вань, давно ты не был дома.
Ты опоздал на тридцать лет.
И хоть мне грусть твоя знакома –
деревни, что ты помнишь, нет.
Иных уж нет, а те далече,
но нам от этого не легче,
когда проснешься поутру,
а, глядь, в деревне новый труп,
не перенесший самогона,
что гонит каждый третий дом,
работе этой наш Содом
обучен был во время оно…
Все опишу, как есть, мой друг,
из первых – не из третьих рук.

                III
Пускай глаза тебе не режут
опор подгнивших буквы «хер»,
стоят на зависть Стоухенджу
останки от советских ферм,
а ныне – времени примета,
страны, что скоро канет в Лету…
Остынь, печаль свою избыв,
сходи с корзиной по грибы
на перегнойные отвалы,
где вы на лыжах с детворой
катались зимнею порой,
и коммунизм страна ковала…
Что нам осталось от страны?
Москва, труба, да хрен на ны.

                IV
Глазницами зияет школа,
выпускники давно в тюрьме;
ведет раскопки «археолог»,
ища все тот же вторчермет.
В домах шуруют «металлисты»,
ведя, что твой ОМОН, зачистку,
дома пустые на дрова
всяк норовит себе урвать.
Ступив ногою на участок,
не напорись ногой на гвоздь,
не забывай, что ты здесь – гость,
смирись – ведь не в наследстве счастье,
и не впадай особо в раж
не обнаружив свой гараж.

                V
В Афганистан недавно ездил
тебе знакомый агроном,
все по закону, честь по чести,
поехал, посланный страной –
вот кто о нас еще радеет,
толкает свежие идеи,
и ездил он не просто так –
за опытом, как сеять мак.
У вас народ глаза таращит
на жизнь с советских кинолент,
но веровать тому не след,
что каждый день вам кажет ящик.
«Пора и свой подумать ум»,
как любит говорить мой кум.

                VI
Про мужиков отдельный рОман
мог написать, поди, Плутарх,
как мерзнут за оградой дома
в своих трех избах заплутав,
или сгорают, полудурки
от непотушенных окурков.
И по деревне ходит слух:
на утренней заре пастух
не гонит уж коров из хлева –
такие, знаешь ли, дела –
намедни в город подалась
его жена – младая дева,
поскольку (люди говорят)
там раком выгодней стоять.

                VII
Не мысля гордый свет забавить
но в переломный год Змеи
нам точки все пора расставить
над ё, коль в русском нету i.
Пока твои считают бабки
процентов жаждущие банки,
пока ты каждый божий день
уходишь от налогов в тень,
пока сумел еще не спиться,
о завтрашнем подумай дне,
и о родных, и о стране –
пора, мой друг, определиться.
Коль дни России сочтены,
вали-ка, Ваня, из страны.

                VIII
В Стамбуле, на полях Молдовы,
в Нью-Йорке, Лондоне – хоть где,
там, как знаток не нашей мовы
ты будешь, как карась в воде.
Организуй там турагентство,
и где-нибудь, хоть в графстве Кентском,
пусть искушенный их турист
толпится в ожидании виз.
А здесь, будь он хоть трижды крут,
увязнут «Лексусы» и «Форды»,
туристы, подобравши шорты,
пешком закончат свой маршрут,
и закордонный ступит гость
на деревенский твой погост.

                IX
Пускай они экстрим помыкать
придут, где буйно разрослись
бурьян, осот и повилика,
и джунгли дикой конопли.
Пить с полисменом самогонку
потом стрелять ему вдогонку
изъятым у него «ТТ»,
потом валиться на постель,
чтобы тяжелым сном забыться,
с утра бежать за мировой,
первач закусывать халвой,
и в самогонщицу влюбиться.
И после злейшему врагу
слать телеграммы «Вери гуд!»

                X
И может кто, хлебнувший лишку
и вдохновеньем осиян,
потом про нас напишет книжку
«Последний хрен из россиян».
Как мы, когда без супостата,
войной ходили брат на брата,
он нам припомнит в год Змеи
расхлябанные колеи!
Ценнее, чем пустыня Наска
пусть станет для него вояж,
и станет он покруче аж,
чем ветеран войны вьетнамской.
А ты через туризм, глядишь
свою деревню возродишь.

Далее текст письма обрывается, ввиду затопления его атмосферными осадками, приведшими в негодность возможность прочтения оного. Остались только несвязанные между собой обрывки:

И демография в загоне
++++++++++++
Котята у соседской Мурки
и те утоплены в ведре –
такое время на дворе.
+++++++++++
Туда все лезут на постой
в район, как самый обжитой.
+++++++++++
Былые стежки и дорожки
давно травою заросли,
лежат средь буйной конопли
от стада дойного лишь рожки.
++++++++++++
Когда удобства во дворе
и дождь, и слякоть в сентябре.
++++++++++++
И вроде нету супостата
брат не идет войной на брата
все вроде так, а вот поди ж…
У нас на всех не угодишь
++++++++++++
Одна валюта – самогон