Под крики обезумевшей толпы
Избитый, обессиленный, но твёрдый
С земли поднялся. Грубые шипы
В чело вцепились хваткой мёртвой.
Накинули на плечи багряницу,
Воткнули в руку сломанную трость
И пали на колени, чтоб глумиться,
По очереди вымещая злость.
«Царём себя считаешь Иудейским?
Примерь и плащ пурпурный, и венец!»
Настанет ли когда-нибудь конец
Бесчисленности выходок плебейских?
Кровоточила новая «корона»,
Терновую, её теперь не снять…
Ни звука Он не проронил, ни стона:
Свершилось то, чего не миновать!
Не миновать извилистой дороги:
Всего каких-то тысяча шагов…
Предательски не слушаются ноги
Под хлёсткими ударами кнутов.
Как подсобить Тебе, плечо подставить,
Смягчая тяжесть римского «бревна»?
Я за Тобой – след в след пошла б одна,
Коль ничего нельзя уже исправить.
Чтоб только слышать ритм большого сердца,
И, в преданные заглянув глаза,
Понять печальный лик на образах
Великого земного Страстотерпца.