Горел фонарь. Горчичное кино
во рту мешалось с мёдом и ольхой.
Закаты овивались тёплым мхом.
Бежал домой.
Гремел оркестр рябин.
Был слышен хор стаканов и графинов
из «Рюмочной», где новые рубли
меняли на «застаренные» вина.
Бежал домой.
Чирикало. Цвело.
По берегам Балтийского залива.
По лабиринтам линий
и мостов
искал опровержимые причины,
что ты не здесь.
Что ты вот где-то Там.
И это Там простужено и горько.
Пропитано весной и алкоголем.
И чем-то там еще.
И ни чета
ни этим пыльным улицам, ни скверам.
Ни островам.
Ни полуостровам.
Ни мне.
Ни нам
служить тебе примером
за что пора сражаться с револьвером,
за что – с платком,
не пачкав рукава.
Горел фонарь. Болела пустота
под плотной чёрной курткой из… чего-то.
Озноб сменялся жаром – криком – потом.
Цеплялся день за спицы от зонта.
Но уходил.
И тёплую гортань
сжимала
полуночная
гаррота.