Гуляю по Москве, грущу о лете.
Вот дождик омерзительный пошёл.
Мои всегда зарёванные дети
Питаются китайскою лапшой.
Вот рядом злобно скрипнула калитка,
Возник за ней испуганный консьерж:
Боится он Валерку инвалида –
Тот бьёт его меж глаз, и ляжек меж.
Валера постоянно у церквушки
С бессовестно протянутой рукой.
Хотя с его накачанною тушкой
И в грузчики устроиться легко.
А я же подорвал навек здоровье,
Поэтому теперь нечасто пью.
Блюю обычно желчью или кровью
И «Крошкою-картошкою» блюю.
Мои друзья – все шизики со стажем.
Таких уже не вытащат врачи.
К примеру, моя бывшая, Наташа
Долбашится башкой о кирпичи.
А на Ордынке выцветшие клёны
Роняют листья-слёзы на ветрах.
И не увидишь парочек влюблённых
На Воробьёвых вымокших горах.
Река Москва пятнистою змеёю
Плетётся вдоль кремлёвских мрачных стен.
Она мудра. Её не беспокоит,
Что лето уж распято на кресте.
Какие потрясения? – Увольте!
Так будет до скончания веков:
На парочку стыдливых удовольствий
Найдутся миллионы тумаков.
Фонарь. Аптека. Плачущие дети.
Вы вспомните хоть что-то поновей!
Гуляю по Москве. Грущу о лете.
И попиваю тихо свой портвейн…