Финский залив в вихревых потоках инферно.
Мерном стирании Невой камней своих берегов.
Спящем умиротворении качающегося на волнах подола платья Белой Ночи Бегущей по Волнам.
Двойная спираль ДНК Белой и Серой. Неба над заливом и Ночи над Ленинградом.
Словно ворчащий на это винтовое движение где-то на севере подводный гул. Но волчок ДНК ничуть не концентрируется на кажущемся недовольстве, едва позволяя дыханию севера, делать свое движение боле гармоничным и размеренным.
А над городом занимается рассвет. Лишь чуть-чуть бледнее делая ночь и слегка резче очертания предметов. Нежная мелодия звуков. Может быть это трели ранних птиц? Если среди каменных изваяний могут жить птицы.
Если птахи всё таки обитают в городе, то они первые кто может заметить одёргивание ночных портьер - чтобы впустить в комнаты белый свет утра...
Дробь... Дробь? Дробь. Дробь.
Городу снятся потешные полки импера Петра. Или кто-то навевает ему вновь забытый за сотни лет сон?
Как навевал Павлу, бесконечными ночами марширующих солдатиков. Пру-сак-ов. Народ, мало сведущий в снах Павла, потом так и назовёт тараканов - пру-сак-и. И вот сны Петра-Павла где-то снятся окрестностям Ленинграда.
8-я минута. Барабанную дробь разбавляют собой флейты. Сглаживая резкость: тут-то, то-тут-то, тут-то, ту-тут-то. тут-то-то.
Начало 8-ой. Движение где-то далеко. Под землей. Ворочается громада. В музыке кроме прусского мотива нет ничего. Прусское подземелье охватывает неясное беспокойство? Инфернальный мир мегалитов Германии... Который когда-то в приступе ярости разбросал мегалитические кубики по земле, на которой нынче стоит Ленинград.
Это его полки марширующим строем видений выходят на поверхность. Четкими колоннами. В разрешением в 300 пикселей на дюйм. Под барабанную дробь.
Туру-тта, туру-тта, тра-та-та, тра-та-та.
Разрешение все больше. Они всё ближе. Ближе. В зоне видимости. Пси-атака образов. Для русских мыслеформ. Миражей над Финским. Над Невой. С юго-запада на северо-восток. В сторону Ледовитого. Несметно, не счетно, несмолкно.
Эхом в генной памяти русских бьет барабанная дробь. Дробь Антихриста - так водил свои потешные полки Первый Антихрист Земли Русской.
Моя вся планет-та.
Моя вся планет-та.
...
Планет-та, планет-та...
Миражи самолетов неясными очертаниями крестов. На крыльях еще пребудут кресты. Но и эти не хуже крестов. Эскадрильи. И...
14-я минута... Растерянность. Замешательство. Четкость единого рушится на фрагменты. Размываются контуры, мутнеют образы, деформируются...
Само по себе... Без какого-либо явного вмешательства. Хаос красок и линий больше не выдает картину фантомов. Будто Создатель сего растерян. Что там с ними случилось?
От Небесной сферы вниз и от Финского вверх поднимаются ветви ДНК и бьют по небесным сотням. пока не превращают каждый штрих и пиксель в бесформенное марево. Несуразица того, что только что поражало собой воображение ошеломляет. Завороженно глядя в небо, можно разлить лишь вихревые потоки и серые и иссиня-черные гуашные мазки, разбиваемые белым пустым светом проталин словно бы тающего свинцового неба над Ленинградом. Весна в ахроматических оттенках... Север проступает Ликом... Оттуда, куда неслись несколько минут назад тени будущих Мессеров, проглядывает сначала размытый, потом всё более четкий сумрачный Старик, голова которого украшена пепельного цвета прядями молний. Молний иного мира. Где-то глубоко во вселенной. Совсем как бы и не здесь. Будто наша земля как деревянная не раскрашенная матрешка покачнулась и ударилась о внутреннюю стенку другой матрешки. И мы прозрели в миг. На миг. Короткий как сама наша Жизнь.
И здесь у нас пошел мелкий моросящий дождь. Смывая грязные безжизненные краски с небесного свода. Прямо в спокойные равнодушные воды Невы. Воды Леты. Врачуя собой землю.
"Тише. Тише. Тише" - Ленинградской симфонии уже 21 минута от роду.
Успокаивайся аритмия: тук-та, тук-та...та, та... тук, тук...
Кажется, что сердце спуталось в ритме и никак не может вспомнить верный такт.
А тут еще охотничий Рог на Западе подаёт призывные звуки... Кому он сигнализирует?
Над Ленинградом тихо. Спокойно. Кресты и летучие нетопыри далеко в Ледовитом океане зыбятся на волнах. Сон - мир? Вот даже робко средь вечерних сумерек проскальзывает за контурами облаков жемчужного оттенка платье Белой Ночи.
И все же что за Сбор там трубят? На далеком ещё Западе... Рожок? Снова рожок? Рог...Кого хочешь разбудить ты?
27-я минута - они вновь собирают барабанную брань. Чеканят шаг. Марширующие батальоны. Бой. Бой. В бой. В сон? Тревожный сон, что обязательно развеется к утру...
Они разумны... Они видели - чем это закончится...
И на 29-ой минуте притихший на время подземный Сущий как бы вновь ворочает глыбы своего затекшего от долго скрюченного состояния тела...
Спи...
Отчего тебе не спится? Смотри. Планета прекрасно себя чувствует и без наших игр крови.
Вязкая, студнеобразная, абсолютного черного туша, будто застывшая, пролившись за границы всех форм в момент заливки и так и задремавшая, впавшая в небытие, каким-то только ей ведомом сигналом, начала восстанавливаться до полуаморфного состояния. Словно волны черного пламени прошли по всей подземной громаде праха. Как далеко по гротам и коридорам отозвалось это еще неосознанное даже самим спящим субвулканом смещение линейных, кольцевых и спиральных отростков. Долго же держали в черном теле... того, что вот уже, ощупав свою камеру заточения, наткнулся на красную кирпичной кладки стену.
Туше на видно во тьме переходов, что эта стена закрывает со стороны восточного побережья Чуди от него Ост. Чудовище (оттого,что приходит с Чуди?) замерло в нерешительности, будто, способное к осмысленности действий, пыталось оценить сам воздух подземелий. Затекшим конечностям и атрофированным мышцам не просто собрать себя в кулак. В единый удар.
Словно пробуя самого себя на ощупь, тектонический вурдалак покрылся вначале диапировыми складками, потом пустил по конечностям черные, красные, вот уже белые искры. Чаще, Чаще, Чаще!
Из только что облезлой массы стало выкристаллизовываться нечто наподобие Головы, нечто конкретно насыщаемое светом, Центр, к которому постепенно перенаправляются еще минуту назад хаотичные световые импульсы.
На глазах сформированная Голова превращается в магический кристалл голубого свечения. Ярче. Ярче. Теперь она сама структурирует волны светового излучения, достигающие самых-самых кончиков щупальцев, столь тяжело возвращающихся к жизни, будто окоченели тысячу лет назад.
Тело группируется, и, тем временем, осознает себя всё больше: движения спрута, ворочающегося многотонными тушами конечностей приобретают только ему ведомый упорядоченный смысл.
Оттого, вероятно, всё явственнее перед спрутом проступают очертания красной стены, в которую упирается его мощное тело.
Серножелтое свечение, из центра смещаясь к дальним конечностям, теряет свою желтизну в голубом спектре.
Между тем, на поверхности, куда еще не прорвался свет подземелий - тихо. Спокойно. Покойно. Под белым саваном туманов, которые, похоже, не позволяют за своей белизной рассмотреть белое платье Белой Ночи.
минута 0-40 Седьмой Симфонии Дмитрия Шостаковича
******
остановлено
по тем же мотивам что и "Аменорея" на мотив "Весны Священной" Игоря Стравинского
а впереди еще 41-я и т.д. (вплоть до 1.11 = 1971 года)
© Copyright: Осенний-Каприз Капри, 2016
Свидетельство о публикации №116073004778
подбирая иллюстрацию к тексту, натолкнулась на первые кадры "Ленинградской симфонии" (снятой в 1957 г.) - где как раз очень похоже воспроизведена та же мысль - Спиралей ДНК - серого и белого оттенков
не могут же они воскреснуть через 60 лет со своими образами? или могут...