9. ДЕРЕВЯННЫЙ ХРАМ
1.
Облаков — лёгких парусных лодок — прощально алела колонна.
Я стоял на вершине холма, неживой человек Вавилона,
расхититель природы, стяжатель вселенского Зла,
юзер хитрой машины, безумный сторонник Числа,
и меня посетило внезапно какое-то странное чувство,
что сосна и берёза взывают в отчаяньи тысячеусто:
«Пощади, человече! Помилуй древесную кровь!»
И сердечная мышца моя встрепенулась на зов,
и душа повернулась навзрыд к нищете и земной благодати.
Понял я о судьбе: «Ничего не имею, но этого хватит,
чтобы жить посреди насекомых, и трав, и грибов.
А ещё у меня есть любовь, моя радость,
волшебная глупость —
любовь!»
2.
В чаще замшелой, в туманах седых
озеро пить — камышовую чашу
льдистой лазури — одну на двоих.
Плачет кукушка о детях своих,
парусных сосен сигнальщики машут.
Здесь, на земле — на житковской, жилой —
пахнет лишайником, прелью, брусничным
горьким листом и подсохшей смолой,
здесь облака над шальной головой
в небе плывут, как любовь, безграничном.
Это Ничто и Причина причин,
это сиянье насущного Рая:
ствол навалился на ствол, умирая,
на перекате оляпка журчит,
и запрещённое сердце стучит,
ритмы вселенной светло повторяя.
3.
Могучими и нежными корнями
прижав к себе тепло земного шара,
блаженный лес шумит под небесами.
Подводный мир из медленного пара!
Дворцы, клубясь, как зыбкая отара,
перебирают воздух плавниками.
Тогда и я прислушиваюсь: птица
другую птицу выкликает, чтобы
в груди не уставало сердце биться,
а Млечный Путь не угасал. И кто бы
тогда сказал, что, созданный из глины,
я не одно с деревьями, жуками,
с грибницами сырыми — им подобный,
врастающим до самой сердцевины.
Как радуга, играя с облаками,
за муку человеческую нашу,
за всю любовь, за наше окаянство
шуми, мой лес, мой деревянный пращур,
лаборатория воздушного пространства!
4.
В озерце тревожно кричит чируха,
бьёт в ладоши, плещет, звенит ручей.
Голос жизни чуткое слышит ухо
в тишине угрюмых лесных ночей.
Чу, сосновый — ах, сердца ещё жарчей —
затрещал костёр посреди поляны,
тени густо прячутся по кустам,
меж берёз клубятся во тьме туманы.
Тёмный зверь в низине вздыхает — вшей
соскребает, старые лижет раны.
— Тише! Слышишь? — палец прижал к губам.
Захрустел валежником лось и… — Ну-ка,
заскрипело дерево!.. Слышишь? Вот,
в камышах опять плесканула щука.
Дорогая, Совушка, кто живёт
посреди вот этого счастья, очень
одинок, но любит зато сильней
человека рядом, тёмную дрожь ветвей,
тень присутствия Бога. Житково. Ночи
на земле. И звёзды поют над ней.
5.
Сосен высокое адмиралтейство,
лисья нора, потаённое место,
дятла отчётливый молоток,
хвойный игольчатый холодок.
Ляжешь, устав, на земное лоно,
где серебристый лишайник ломок,
где на берёзе зловещий вырост,
глухонемая грибная сырость.
Сломана ветка — медвежья шерсть.
Кто я по сути?.. Сухая персть!
Нет ничего у меня, помимо
смертного слова и лёгкого дыма.
6.
А под моим тяжёлым сапогом
упавшая лесина захрустела.
Прошелестела листьями вдогон
берёза. И сейчас, белее мела,
вся роща просияла впереди.
И понял я, что всё озарено
Всевышнего заботой: на зерно
пролившаяся влага, муравьи,
и дерева, и мы, что крутолобы, —
родится всё, всё умирает, чтобы
наш мир стоял отважно на крови
и на любви, и превратился в Cлово.
Вот потому-то стужа так сурово
войдёт вот в этот лес, как я сейчас
вхожу и растворяюсь без остатка.
И день горит, как белая свеча,
как на костре черновиков тетрадка!
7.
Звёзд убегающих полна ночная бездна —
радуешься, грустишь.
Лунная лодочка — о, так легковесна! —
качается, где камыш.
Жить бы и жить на земле безбедно —
глядеться в седую тишь.
Трезвая наша неспешно течёт беседа:
— Испорчен, слышь…
— О нет, он, видимо, подвижный, быстрый —
живой весьма…
Дымит нодья, разбрасывает искры,
шумит сосна.
— Ты только вдумайся: мир — это тайна!
Добро и Зло
в нём соотносятся необычайно —
умно зело…
Длиннобородые по кругу тени,
кричит сова.
Старик качается, обняв колени, —
туда-сюда…