Ямало-Ненецкий,
Японо-Немецкий
предатель червонной Невы
под флагом трапеций
в диване советском
дышал на чужие кресты.
Желанья сюжетные,
а цели конкретные:
целуй меня в голову!
За будущем в светлую,
за хлебом в котлетную,
за чай в пирожковую!
И красненький галстучек,
как платьице падчериц,
на швабре в ведре,
за партою парочки
и алые палочки
стоят в дневнике.
В любовь подростковую,
в могилы готовую
играю с тобой и с собой,
и тайну надбровную,
ночную Садовую
пройду под аптечной змеей.
Так вот оно счастье:
побыть с настоящим,
и где-то внутри привинтить,
и смотришь со страстью
на то, что на части
не сможет никто разделить.
К себе обратится
кокардная птица,
а я через сердце смотрю,
и раз уж случится
дойти до милиции,
то будут фуражки в раю.
В углу с Подъяческой
за чаем с ячневой
большая очередь в сороковой,
там мальчик с мячиком
незримым пальчиком
сто раз считал уже всех пред собой.
"Сначала, взвеситься!"
Старушка крестится -
"Да я стояла тут, лишь отошла".
С дитём разведчица
повсюду мечется,
купила якобы:"Лишь молочка!"
Но худшая очередь
за тем, что не хочется,
за выпиской к медсестре,
с надеждой настойчиво
душа-переводчица
читает каракуль на желтом листке.
За мазью Вишневского
до самого Невского
дойду по седым рецептурным,
но если по-честному
противная женщина
в ближайшей меня отпугнула...