Галина Храбрая
«КРЕСТОПОКЛОННАЯ НЕДЕЛЯ – ПРЕЛОМЛЯЮЩАЯ ПУТЬ К КРЕСТУ»
Неделя Крестопоклонная – всегда соответствует половине Великого поста.
Все, кто случайно в этот период заглянет в православный храм, или задумает
просто взять и придти, будет кланяться вместе со всем приходом – «преломлять
Великий пост» всем своим корпусом! И не только: быть готовой колени вымазать
и спину согнуть, то полбеды! Надо каждый раз после очередного поклона –
встать на ноги, и быть готовой снова бухнуться в пол…
Я не раз в молодости своей попадала в этот период в храм, и ничто не помешало
мне: ни шпильки, ни меха, ни узкая юбка, взять, и как положено со всеми начать
отбивать земные поклоны: со священниками и всеми милыми церковными старушками,
мир их праху!
Иной раз, влетишь в церковь, бывало, прямо с автобуса, который вечно подолгу
стоял на переезде, ожидая прохода трёх поездов – скорого, пассажирского
и двух товарняков, с ярой неуёмной жаждой рассудка БОГУ помолиться и к Распятию
приложиться, глянешь, а приход весь долу лежит, аж полов не видать!
Недолго думая, хлобысть, и сама на пол бухнешься, выслушивая нарочитое шипение
близ стоящей тебя старушки:
— Ты чего опаздываешь на службу, каждый раз! Долго спишь, девка, или снова
бигуди свои снять забыла и возвращалась от порога?
— Автобус на переезде долго простоял!
— Знаем! Оттого и приезжаем сюда семичасовым рейсом, а не в девять утра,
как ты нынче, на него надёжи совсем никакой нет, вечно он все товарняки,
да скорые пропускает, ещё две электрички, после них «Янтарь» пройдёт,
а он всё стоит, как вкопанный, и ждёт! Они всё едут, и едут, а он стоит и ждёт,
весь салон запоганит газом, потом полслужбы мы чихаем да кашляем до рвоты,
а батюшка беспокоится, полагая, что мы простудились! И чего им дома не сидится,
пассажирам этим, не понимаю,
— Движение – это жизнь, бабушка!
— Суета это, а не жизнь! Жизнь она вся тут! Около Христа Спаса нашего…
— Это верно! А какой нынче праздник, скажите?
— «Крестопоклонная»! Половина поста нынче! Преломляемся, вот, вместе с Господом
нашим, готовимся с Ним на Голгофу идти! Поддержать Христа Спаса! Молись и ты,
дочка, знаю, что согрешить ещё не успела, как следует в своей жизни, так за
мать-отца молись! В храм-то, небось, они у тебя не ходили, все, большей частью,
«партейные», по заводам-фабрикам разбрелись смолоду, а Господь, вот, их теперь
всех к Себе собирает!
— Это как, бабушка, Он их «собирает»? Папа мой погиб при исполнение. Мама потом
за другого вышла, братика мне родила…
— «Как-как», а так: тебя прислал Господь, через тебя всех вас и собирает!
Одному, кому-то достаточно в храм придти, ниточка и потянется! Ты их сама,
как стебелёчков притянешь к свету, им-то некогда, учатся-работают, а Христос
всех видит и спасает, потому Он и Спасителем зовётся! Поняла, али нет?
— Да-а… поняла теперь!
Желание помолиться, постоять в храме на службе у Креста, увидеть иконы,
послушать проповедь священника, которой по обыкновению заканчивается
каждая Божественная Литургии, никак не соотносится с той позицией в социуме,
которая идёт согласно штатному расписанию наших человеческих судьб.
Душа не видит того, во что одето тело. Она давно пришла в согласие с темой
Христа и требует молитвенной оснастки. И некогда менять свой гардероб,
это потом совершить можно, а поначалу, ждать не приходится!
И ты летишь, бросая всё! И мужа и сына и подружек и мать и бабушку!
А те ревнуют, ворчат, эгоистически повизгивая, да и по работе нужно быть всегда
собранной по всей форме, тут и косметика и шпильки и меха нужны, чтобы не хуже,
как у людей было, ещё дабы не смущать народ, и не выделяться из общей массы
принятых социальных норм…
А как осмелиться и пройти уверенно через весь приход, и поставить свечи
прямо у алтаря «к Празднику»? Иначе и на службе не была, считай! Всё мешает!
И одежда, мокрая подчас, потому что попала в ливень! И, куда приткнуть эту
огоромную сумку? Не станешь же переодеваться и переобуваться специально,
нося с собой сменную обувь, как в школе? Нет, конечно! Тапочки не хватало
ещё брать с собой и нижнее бельё…
Вот, что самое главное, в делах становления веры — Преодоление всех препятствий!
Физическое не должно мешать духовному! Само Восхождение основано на нескольких
ступенях, с интервалами во времени, почти что всей нашей человеческой жизни.
Бывает, что началось, такое Восхождение у человека, а годы пролетели, и семья
давно вся изменилась, время-то не стоит на месте: дети выросли, выучились,
переженились, праотцы ушли в мир иной, а старики живут себе на доброе здравие
в природных условиях пригородных дач во Славу Божию… Аминь.
Да и церковный приход далеко не тот самый, где ты начинала свой путь,
священник давно в нём не тот – не пожилой, который знал ещё твоего отца
молодым – он давно помер и похоронен тут же в церковной оградке, а этот – новый,
молодой и крикливый, даже не пытается понять и заглянуть, что творится в твоей
грешной душе!
А тогда:
…стою на автобусной остановке, переминаюсь с ноги на ногу. Вижу, идут ко мне,
сплочённые меж собой, мои церковные старушки. Они закрыли на замок мой родной
приход после окончания Божественной Литургии, и готовы поехать теперь к себе
домой пообедать: на службу-то они, все, как одна, приезжают строго натощак.
Вышли они по времени специально к автобусу, знают, когда тот прибудет, и знают
даже, как зовут шофёра и то, что он их подождёт, причём, каждую из них он знает
наперечёт, величая по имени и отчеству, и не дай БОГ, какой не досчитается,
то кричит сразу же, не дожидаясь пока двери захлопнутся:
— А где Маркеловна-то ваша? Захворала, что ли? Поди, снова капусту квасит?
— Картошку она нынче в погребе перебирает, проросла вся! А ты, милок, чего,
не знаешь разве, что капусту по осени только квасят к морозцу поближе,
а нынче весна на дворе, и картоха вся проросла. Надо мелкие клубни на семена
отобрать, а крупные, что остались, доесть! Капусту мы давно съели! Нет капусты,
милок, давно, откапустилась она!
— Так на рынке-то капуста квашеная круглый год есть!
— Неужто это капуста? Скороспелка, небось! Она выстояться должна!
Ты моей капусточки бы отведал, тогда про рыночкую-то забыл!
Отрава чистой воды, как есть!
— Да, нет, я пробовал. Вкусная!
— Без молитвы она тебе и вкусная? Ты, что, нехристь?
— Молятся в церкви на икону, а это еда, вернее, закуска! — ответил со знанием
дела водитель, закрывая двери. Он понял, что Маркеловны, от которой всегда,
так смачно пахло сердечными каплями, так, что и по второму кругу его
шофёрской смены дух этот не выветривался из салона, не будет, а, значит,
ждать он её не станет, и можно трогать теперь смело вперёд!
— «Кому закуска, а кому талия узка»! Весь пост её едим! Потому и закончилась
она давно!
— А что же вы едите теперь? Конфеты у внучек берёте?
— Нет, милок, свёклу отвариваем, картошку в мундире, огурчики солёные остались
и помидорчики с грибками! Опять же супчик варим на постном масле. А капуста
вся на щи ушла ещё в Рождественский пост… ты давай поспешай, к поезду успеть бы!
Как всегда, прямо к платформе подвези нас, если милиционер не будет смотреть,
как тогда: Мария, Наташа, Лена, готовьтесь, девочки, вы первыми пойдёте, меня
и Олю принимать со ступенек с авоськами!
— А что у вас там, в авоськах? — не унимался шофёр, — никак картошки вам поп
дал? — веселил себя он умышленно, потому как напоминали они ему бабушку родную.
— Во-первых, не поп, а батюшка надо говорить, ежели ты не басурманин,
а во-вторых, это мы покрывальца в стирку взяли, постирать и освежить храм
к Пасхе, олух ты Царя Небесного!
…так вот, стою я на автобусной остановке, в уши себе серёжки вставляю, вижу,
издали, говорят старушки про меня! Ну, думаю, получу сейчас за шпильки свои
от них по загривку, что по приходу цокала, как лошадь полковая, будто в казарме
я, а не в храме! И даже оправдываться не стану, что еду в ЦДЛ по работе,
и что серёжки мне за платочек зацепляются, потому я их и сняла. Пусть ругают!
Это мне, пуще пряника будет! Кому ещё я нужна? А эти радеют за меня…
— Раз носишь серьги, то и носи, не снимай! Не юродствуй! А то в храме — ты
одна, а в жизни другая, как «оборотень в погонах», — начала одна из них
самая бойкая, мать Мария, та, которую я больше всех почитала, потому что она
единственная была вхожа в алтарь к батюшке Иоанну — настоятелю нашего
Покровского прихода. Тогда в те времена разрешено было, ибо мужики в храм
не ходили, их по партийной линии усекли бы всех начисто, как Предтечу —
«без суда и следствия».
— Ты видела, чтобы Богоматерь серьги носила? — начала вторить ей другая, —
как папуасы обвешаются нынче девахи наши «погремушками» этими, и в храм идут!
Прямо срамота сплошная! Тьфу ты! Смотреть противно!
— Что-то автобуса, девчата, не видать! — подвела итог разговору третья,
которой мои серёжки, были из-под лисьего воротника абсолютно не видны, —
ты давно тут стоишь, дочка? За тобой, небось, машина подъедет…
— Нет! Автобуса ещё не было, я давно тут стою, матушки, и мне странно очень,
почему ещё кроме нас, нет пассажиров? — ответила я, как ни в чём не бывало.
— Какие пассажиры? Окстись! Буден день! Все на работе! А ты чего не на работе?
В смену, что ли трудишься? Это хорошо! В храм ходить можно, пока все на работе…
Всё ж таки польза есть!
Как только «прочихвостка», запланированная для меня, закончилась, три старушки
отделились от общей массы богомолок, и пошли в сторону электропоездов
к платформе «на Москву».
Моим же опекуншам было с ними не по пути. Им нужен был только автобус, чтобы
попасть к себе в родное село. Время обеденного перерыва электропоездов они
сокращали рейсовым автобусом, назначенным от «Одинцова» до станции платформа
«Жаворонки», от которой они также пересаживались в другой автобус и ехали далее…
Конечно, автомобилем было бы им сподручнее! Но автомобиль для них был роскошью
недозволительной, и оставался неосуществимой мечтой! Я решила побаловать их,
поймав «частника» на синем «Москвичонке» и, заплатив ему, такую же синенькую
«пятёрку». Выходя на переезде, перед шлагбаумом, с целью пересесть на московскую
электричку, сказала, чтобы тот развёз всех до самого порога, на что он ответил:
— Ой, да знаю я их, этих бабулек, частенько тут вижу их, топчутся, бывало,
и уговаривают меня: «мы тут тебе, сынок, по 20 копеек скинулись, ты развези
нас после службы по домам»! А как я их развезу? Их же пятеро всегда!
— Вы только не говорите им ничего, очень вас прошу… их будет четверо!
— Ладно, не беспокойся, а расспрашивать станут, скажу, что мне просто по пути
так вышло, а ты, чего, такая грязная, словно вываленная? Посмотри, коленки-то
все пыльные у тебя, упала, что ли?
— Напротив, не упала я, а поднялась, коленки – это всё сущая ерунда, ототру
в писательском туалете, как «на место службы» прибуду: лишь бы мне потом
«в грязь лицом не ударить», вот, что я нынче поняла, что прежде человеку
подняться духом надо, дабы потом телом не упасть: Господь для всего время даёт
нам в Неделю Крестопоклонную… преполоняет Он нас от диавола!
* Х *
http://www.stihi.ru/2012/03/31/1056
«Крестопоклонница»