Император Юлиан. Часть II

Андрей Писной
II

О нежный мрамор розовой колонны,
Чесала, струпьями усеянную спину,
В тряпьё одетая и схожая с вороной
Цыганка. Перемазанная глиной.

Язычники, уроды, христиане,
Больные, дети, нищенки,дебилы,
Толпой и порознь в массовом дурмане
Орут: «Уже! - Уже благословили!».

Воняет тяжким, душным... липким смрадом
В нём: застарелый пот, гниение и ладан.
И гражданин с рабом, буквально рядом,
В людское стену будто бы впечатан

Калека хрОмый тянет заунывно:
«Исусе милый... Сын наш Божий!
Помилуй, родный, толпы окаянных,
Спаси, Христосе, прокажённых!»

И вдруг... Внезапно,
Будто ветра вздохи,

Что сон сухих олив нарушил -
В толпе струятся шёпот, охи:
«Август...август... август приехал.
Блаженный Юлиане - ЦЕЗАРЬ !!!!»

А император нервно правит стопы,
Вдоль белоснежных портиков, до храма.

Оплота - новой... СТРАННОЙ веры,
Где под пощёчину, другую щёку ставят,
Где не считают наказанием галеры!
И плоть свою, всё время, изнуряют.

Венцы терновые, вериги, цепи,
Костры и колья, плети, плаха –
Для них ступени по дороге к Богу.
И мученик у них окутан славой.

Он хочет чаяния понять народа:
Истоки, мысли, чувства, что им движут,
Причины их отказа от Минервы,
Венеры, Аквилона и Ювенты,
Да что там! (Гром и молния!) От Зевса!
Чем их пленил Христос распятый?
Что людям нужно, собственно, от Бога?

Картины яркие,
Как лаком сбрызнутые фрески.
Сияние Луны.
Несущиеся тучи в чёрных тогах.
Облитый солнцем,
Абрис нагой нимфы.
Манипула.
Начищенной сверкающая бронзой

Мысль мечется, как чайка перед штормом,
Он слышит отдалённый рокот моря,
Он зрит развалины на берегу Босфора
И ленту очень старого забора.

Лачуга. Ракушкой прилипла к скалам,
Два чёрных пса сидят у входа,
Фальшивая ограда аванзалом
Пристанище непризнанного Бога…

В тунике текта и к нему спиною
Стоит изящная, как амфора монашка.
Чей силуэт знаком ему до боли
«Вирсавия, скажи мне... это правда?»,

Глас императора усиливает эхо
«Мою любовь меняешь ты на Бога?
А наши чувства пройденная веха
Твои поступки... Ты... со мной жестока!

Что хочешь ты от этой рабской веры?»…
Та, что любила больше жизни, обернулась.
И молвила негромко и без страсти
«Я, Юлиан, желаю только... Власти!»

Опешил император: «Я же...
Её к твоим ногам бросал не дважды!
Десятки раз я предлагал тебе не ложе…
Женою стать просил! И не однажды».

Ему монашка отвечала,-

« Мне власти над людьми совсем не надо
Хочу я власти только над собою
И душу грешную спасти от Ада
А ты... А ты живешь одной борьбою

Твои же боги, император, тленны
Мертвечиной питаются... гиены!
Вы - римляне, в гордыне лезете из кожи,
Колеблетесь во всём. И в вере, тоже»

«Ты неправа, Вирсавия, - Я знаю,
Душа моя - не ведает сомнений!
А ваши сказки о небесном Рае
Я ничего не слыхивал смешнее.

Прощай монахиня.
- Я ухожу без гнева
Ты, что была моей любимой,
Теперь мертва.

Теперь невестой будь -
Для призрачного бога.
Я император Юлиан ... Я...
... умываю руки!»

О нежный мрамор розовой колонны
Чесала струпьями усеянную спину
В тряпьё одетая и схожая с вороной
Цыганка... перемазанная глиной.

А цезарь замер, около ступеней храма,
Ушел он с головою в мысли
И взгляд его скользил по мерзким нищим
Больным, уродам, христианам

Не знал он:
Мудрость,
Сила Рима –
Ступени есть,
Ведущие... к Христосу.

***