Мы ещё далеко, мы себе не видны,
мы ещё далеко на себя не похожи,
глухомании наши ещё не слышны,
по бескрайнему топаем пустопорожью.
Никогда-нибудь там, в никакой никогде
никому ничего, может быть, повезёт нам,
и научимся плавать в небесной воде,
за гори синим пламенем, за горизонтом.
Мы глядели в колодец, мы дули в трубу,
нас ещё не узнали ещё не забыли,
не послали в судьбу, не заспали в гробу,
не засыпали черною небылью-былью.
Я печальный сказал: это тёмный вокзал,
это страшный портал в неизвестность, на это
я брутальный себе возразил: нету сил
возражать, ну какие мы нахрен поэты.
Ты сказала: да нет, это громы побед
и доспехи героев, горящие ало,
нам откроется свет, мы услышим ответ,
ты другая сказала: нас тут не стояло.
Для чего дураку на коротком веку
всё, что было обещано, было и сплыло,
не ложилось в строку, это юность в соку,
не простилась, ушла, позабыла, простила.
Ты меня позвала, я проснулся во сне,
это сон, это явь, это где-то на кромке,
как в текучей воде, там на дне, в глубине
проявляешься, словно в замедленной съёмке.
Мы игру называли высокой тоской,
второпях рассчитавшись на пятый-десятый.
Это ясный покой, это свет над рекой,
в облаках догорает закат розоватый.
Ты уснула со мной на поляне лесной,
это юности вкус на губах земляничный.
Это берег пустой, это море зимой,
это цвета застиранной, мятой, больничной...