Автобус Пенза штрих Тамбов
Июньским днём спешил по трассе.
За путь не лёгкий в семь часов
По три рубля оставив в кассе,
Мы, практиканты института,
С дорогой встретившись, в окно
Смотрели молча. Ветер кутал
Автобус пылью и стекло.
Бежало солнце следом в небе,
И исчезал вдали восток.
Никто из нас в Тамбове не был.
Никто не знал в тот край дорог.
Мелькали травы вдоль обочин
И телеграфные столбы.
Смыкались плавно наши очи,
Сменив пейзаж в окне на сны.
Лишь иногда спросонья глянув
В окно под взвизги тормозов,
Когда Белинский иль Кирсанов
Из тех, немногих городов,
Что нам проехать довелось,
Пред нами вкопанными встанут,
Мы оживлялись и – в буфет…
Наш аппетит не был обманут –
Горячий чай и вкус котлет
Студентам был весьма по вкусу,
И можно было трогать вдаль,
Едва слюна, облегчив душу,
Желудку сдала инвентарь.
Тамбов нас встретил летним зноем,
Хоть солнце глянуло в закат.
А мы ожившим шумным роем
(Из шестерых в строю ребят)
Пешком по улицам с поклажей,
Раскрыв на вид глаза и рот,
Брели, любуясь дивной пряжей
Стальных орнаментов ворот.
В глаза бросалась мне лепнина,
Архитектура, лик домов:
Ласкала матушка-Россия,
Как Пензу, в прошлом и Тамбов.
Деревья в зелени шумели,
Гудки машин и там, и тут.
Уж мне мечталось о постели,
Как вдруг возник завод «Ревтруд».
Он был конечной точкой странствий,
На нём кончался долгий путь.
Забылись лики автостанций,
Пред мной мечтавшие мелькнуть.
Нас в общежитие вселили,
На две подгруппы разделив.
И в вечер мы, набравшись силы,
Усталость анекдотом сбив,
Бродили улицей центральной
(Как нам казалось в поздний час),
В кварталах трёх от Коммунальной.
Уже не вспомню, как звалась.
Завод же встретил строгим оком
И гулом стряпчих и станков.
Стояли вдоль огромных окон
Столы регулировщиков.
Кто оживлял на стенде плату,
Кто регулировал весь блок.
Узнал я после, что по блату
За этот стол усесться мог.
Наш первый день ушёл показом
Секретных стоек и антенн,
Коротким плановым рассказом
О перспективе тех систем.
Но в плане хлынувших событий,
Уже не помню почему,
Нам совершить больших открытий
Судьба не дала никому.
Болтались мы сперва без дела
По заводским углам двора,
Потом свобода не хотела
От счастья прятать два крыла.
И мы забыли заводские
Не только лица, но и дни –
Баклуши били точным кием,
Театр, кино и пляж реки.
Кабанов Слава брал газету,
В канун покинувшей печать
(И каждый день входили в смету
Копейки три за этот чат),
Очки в футляре, плед и плавки
И брёл с утра, держась на ost,
На берег к свежей сочной травке,
К прохладной Цне, где виден мост.
Мартынов Витя – в этой связке –
И автор этих скучных строк.
Томясь, мы в розовой окраске
На солнце лезли под песок.
Как самый лёгкий был по весу,
Ступнями ног я Витю мял.
Растущим бицепсам и прессу
Немало сил он уделял.
Кто «с горя» пил – была привычка, -
Дешёвых вин набрав сполна.
На этой почве часто стычка
С умом и разумом была.
Шумел раз, спившийся за стенкой,
Увидев чёрта наяву,
С ума сошедший Бондаренко,
И все поверили ему.
Меня пленила оперетта:
Гастрольный тур питал Тамбов
И Краснодарским зноем лета
И звонкой трелью голосов.
Афиши город обложили,
И крупный шрифт ласкал талант,
И Баядера с Сильвой жили
На сцене, где их ждал вагант.
Хранил я долго те буклеты
И слышал певчих голоса…
Театром пьесы были спеты,
И нами сжата полоса -
Одна из тех полос, что стали
Судьбой на жизненном пути,
Сменив нам «орден» на «медали»
И звёзды башен на кресты.